Слышишь ли ты мои дикие крики,Радость моя, Ликирики?!Верь – то не сам я ночною пороюМрак всколебал над змеистой рекою:Ревность в могучей груди взбушевалась!Песня во мраке прыжками помчалась,Как кенгуру по безбрежным раздольямМчит, настигаем свистящим дрекольем.Слышишь ли ты мои дикие крики,Радость моя, Ликирики?Белый тут был – он звался Тартареном,Он надевал полосатые брюки,Он целовал твои черные руки!О, как я бил его гулким поленом!!Гулким поленом об спину крутую!Нынче я снова соперника чую.Вот почему эти дикие крикиСлышит моя Ликирики.
* * *
Слушай!
Твой друг постоянен и верен,Новых измен я сносить не намерен.С взглядом шакала и с сердцем орлинымБуду один я твоим властелином. Максимилиан ВОЛОШИННо чтобы ты никому не досталась,Чтобы навеки моею осталась,Не обращая вниманья на крики,Съем я тебя, Ликирики!
23 марта 1899
Феодосия
«Я ехал в Европу, и сердце мое…»
Я ехал в Европу, и сердце моеСмеялось, и билось, и пело.Направо, налево, назад и впередБольшое болото синело.На самой границе стоял часовой –Австриец усатый и бравый.Ус левый указывал путь на восток,На запад указывал правый.Как всё изменилось! Как будто и здесьТянулось всё то же болото,Но раньше на нем ничего не росло,А только щетинилось что-то.А здесь оно сразу оделось травой,Повсюду проходят канавки,Лесок зеленеет, желтеют стога,И кролики скачут по травке.И сразу двенадцать томительных днейИз жизни куда-то пропало:Там было восьмое число сентября –Здесь сразу двадцатое стало.И не было жаль мне потерянных дней,Я только боялся другого:Вернувшись в Россию в положенный срок,Найти на границе их снова.
Вагон железной дороги
<Около 14 января 1900
По пути в Москву>
Ночь в Колизее
Посвящается Его сиятельству кн. И.
Спит великан Колизей,Смотрится месяц в окошки.Тихо меж черных камнейКрадутся черные кошки.Это потомки пантер,Скушавших столько народуВсем христианам в пример,Черни голодной в угоду.Всюду меж черных камнейЧерные ходы. БывалоВ мраке зловещих ночейСколько здесь львов завывало!!Тихо… Подохли все львы,Смотрится месяц в окошки.Смутно чернея средь тьмы,Крадутся черные кошки…
Колизей. <Рим>
12 часов ночи 15 июля
<1900>
«Душно в городе! Как только…»
Душно в городе! Как толькоСнег растает под лучами, –Закажу себе ботинкиС двухдюймовыми гвоздями,Приготовлю «Lederhosen»,Альпеншток с крюком из рога,«Ruckensak» себе достану,Колбасы возьму немного.И лишь первый луч заглянетВ запыленное оконце –Набекрень надену шляпу,Порыжелую от солнца.И пойду себе я в горыС неизменным красным гидом,Поражая и пугаяВсех прохожих диким видом.Побегут за мной мальчишкиВосхищенною толпою(Я люблю быть популярным,От читателей не скрою).А когда, минуя город,Я один останусь в поле,А кругом засвищут птицы,Запоют ручьи на воле,Затяну я тоже песню,Откликаясь птичкам дальним,Хоть отнюдь не обладаюЯ талантом музыкальным,Хоть ни разу верной нотыЯ не взял… Но вот привычка:Если я один останусь,То пою всегда, как птичка.
7 января 1901
Ташкент
«Поздно утром в час полдневный…»
Поздно утром в час полдневныйСпал я в комнате своей.Вдруг раздался голос гневный,Стук ужасный, крик плачевный –Будто кто-то заметался у моих дверей.Ясно помню ожиданье,Солнца яркое сиянье,На бензинке бормотанье закипающей воды…И промолвил голос грозно:«Стыдно, стыдно спать так поздно,Когда обе встали мы!Наши кофты не дошиты,Рукава у них не вшиты,Не разрезаны холсты.Мы сердиты до экстаза,Киселев уж был два раза –И вставайте тоже вы!»Я проснулся, встрепенулся,Потянулся, заворчал;Шевельнулось в сердце что-то,«Уходите вы в болото!» –Чуть я было не сказал.После было умыванье,Умывальника журчанье,После – чаю разливанье,Бесконечное ворчанье,В магазинах разных шлянье,Всевозможные страданьяПредотъездной суетни:То кистей исчезновенье,То нежданное явленьеНадоедливых гостей,Чья-то кофта в нафталине –Всё тонуло, как в трясине,В этом хаосе вещей.«Я собраться не успею,Не поеду в Пиренеи,К Балеарским островам.Удеру от вас на полюсИ в Норвегии устроюсьИ останусь летом там».Полтора часа осталось,Всё скатилось, замешалось,Ошалели сразу все.Киселев над ниткой тщится,В вихре бешеном кружитсяБелка – белка в колесе.Ранцев быстрое вязанье,Экипажа ожиданье,Страшно тихая езда;В кассе спор о Тарасконе…Наконец – сидим в вагоне,На окошке Календа.
В вагоне 7 июня <1901>
утром, подъезжая к Foix
«Лизавета Николавна…»
Лизавета НиколавнаИскус выдержала славно –И в своих больших ботинкахВверх всползла на четвереньках.Лизавета же СергевнаОтнеслася к горам гневно:Чуть не с самого началаЗастонала, заворчала,Вся в кровавых пятнах стала,Застонала, заскрипелаИ на камень злобно села.Я ж, свершивши восхожденье,Ощутил вдруг вдохновенье,Стилограф скорей досталИ всё это написал.Но по просьбе КиселеваПрибавляю еще слово:Он ходил, сопел, молчалИ пейзажи гор писал.Без крючков, гвоздей и палокЛезли мы на кряжи гор,Чтоб, поднявшись выше галок,Любоваться на простор.Полны детской, чистой веры,Что в горах найдем пещеры.Но, пока мы кверху лезли,Те коварно вдруг исчезли.
<8 июня 1901
Пиренеи>
«Мелкий дождь и туман застилают мой путь…»
Мелкий дождь и туман застилают мой путь;Онемил себе правую руку.«Ах, испанский ямщик, разгони как-нибудьТы мою неотвязную скуку!Был разбойником ты – признавайся-ка, брат,И не чужд был движеньям карлизма?»«Что вы, барин! Ведь я социал-демократИ горячий поклонник марксизма.Вон у Вас под сиденьем лежит „Капитал“ –Мы ведь тоже пустились в науку»…«Ну, довольно, довольно, ямщик, разогналТы мою неотвязную скуку!»
<Между 15 и 18 июня 1901
Вальдемоза>
«Марья Львовна! Я глубоко…»
Марья Львовна! Я глубокоперед Вами извиняюсь,что, не выучив урока,на урок к Вам не являюсь.Дело в том, что – редкий случайпри всегдашней неохоте:чую я призыв могучийк свежей творческой работе.Потому ль я нынче в духе,что поэмы Гейне «к Мухе»,как Апухтинские «мухи»,мне мешали ночью спать?Иль в лице у «Бяки-Мухи»грациозных линий Мухиясно вспомнилась печать?В библиотеку иду якончить «Письма об Андорре»,эту длинную статью япринесу к Вам, верно, вскореи прочту, никем не прошен.До свиданья. Макс Волошин.
28 февраля 1902
Париж
«Седовласы, желтороты…»
Седовласы, желтороты –Всё равно мы обормоты!Босоножки, босяки,Кошкодавы, рифмоплеты,Живописцы, живоглоты,Нам хитоны и венки!От утра до поздней ночиМы орем, что хватит мочи,В честь правительницы Пра:Эвое! Гип-гип! Ура!Стройтесь в роты, обормоты,Без труда и без заботыУтра, дни и вечераМы кишим… С утра до ночиИ от ночи до утраНами мудро правит Пра!Эвое! Гип-гип! Ура!Обормотник свой упорныйПра с утра тропой дозорнойОглядит и обойдет.Ею от других отличенИ почтен и возвеличенБудет добрый обормот.Обормот же непокорныйПолетит от гнева ПраВ тарары-тарара…Эвое! Гип-гип! Ура!