Том 2. Стихотворения и поэмы 1891-1931

Волошин Максимилиан Александрович

<1912>

«Я проходил, а вы стояли…»

Я проходил, а вы стояли У двери сада вдалеке: Царевна в белом покрывале С цветком подснежника в руке. «Войди, прохожий, в сад мой тайный! Здесь тишь, цветы и водомет». – О нет, свободной и случайной Стезей судьба меня ведет.

<1913>

«Бойцам любви – почетна рана…»

Бойцам любви – почетна рана На поле страсти, в битве битв. Охотница! Ты вышла рано В опаснейшую из ловитв. Ты в даль времен глядела

прямо, Так непокорно, так упрямо Качая юной головой. К перу склоняя русый локон, Ты каждый проходящий миг Вплетала тайно в свой дневник, Как нити в шелковичный кокон.

<1914>

«Нет места в мире, где б напрасно…»

Нет места в мире, где б напрасно Не проливалась кровь людей, Где б вихрь враждующих страстей Не дул неистово и страстно. Для тех, кто помнил мир иной – Не исступленный, не кровавый, Не омраченный бранной славой, Не обесславленный войной, – Пора крушений безвозвратных, Усобиц, казней, стычек ратных, Пора народных мятежей

<Декабрь 1917

Коктебель>

Киммерийская Сивилла

С вознесенных престолов моих плоскогорий Среди мертвых болот и глухих лукоморий Мне видна Вся туманом и мглой и тоскою повитая Киммерии печальная область. Я пасу костяки допотопных чудовищ. Здесь базальты хранят ореолы и нимбы Отверделых сияний и оттиски слав, Шестикрылья распятых в скалах Херувимов И драконов, затянутых илом, хребты.

<Сентябрь 1919>

«Как магма незастывшего светила…»

Как магма незастывшего светила Ломает суши хрупкую кору И гибнет материк, подобно утлой лодке, Так под напором раскаленных масс, Зажженных гневом, взмытых ураганом, Пылая, рушатся громады царств И расседаются материки империй. Беда тому, кто разнуздает чернь, Кто возмутит народных бездн глубины. Мы тонкой скорлупой отделены От ропщущей и беспокойной хляби, Ее же дна не мерил человек. Передвиженья гуннов и монголов, Кочевья незапамятных времен

<Июнь 1922

Коктебель>

«Папирус сдержанный, торжественный пергамент…»

Папирус сдержанный, торжественный пергамент И строго деловой кирпич, Сухой и ясный камень И властный медный клич. И щедрая ритмическая память Рапсодов и певцов. Полезный ремингтон, болтливая бумага, Распутная печать Из сонма всех бесов, рожденных в Вавилоне

<Конец 1922>

«Среди верховных ритмов мирозданья…»

Среди верховных ритмов мирозданья Зиждитель Бог обмолвился землей. (Но Дьявол поперхнулся человеком.) Для лжи необходима гениальность. Но человек бездарен. И напрасно Его старался Дьявол просветить. В фантазии и в творчестве он дальше Простой подмены фактов не пошел. (Так школьник лжет учителю.) Но в мире Исчерпаны все сочетанья. – Он Угадывает в мире комбинаций Лишь ту, которой раньше не встречал.

18 января <1926>

<Коктебель>

Россия

(Истоки)

Мы все родились с вывихом сознанья. Наш ум пленен механикой машин, А наше «Я» в глухих просторах дремлет. Одни из нас шаманят новый день За полночью дряхлеющей Европы, Другие же не вышли до сих пор Из века мамонта, из ледниковой стужи, Звериных шкур, кремневых топоров. Наш дух разодран между «завтра» мира И неизжитым предками «вчера». На западе язык, обычай, право Сложились розно в каждой из долин, А мы – орда. У нас одна равнина На сотни верст – единый окоём. У нас в крови еще кипят кочевья, Горят костры и палы огнищан, Мы бегуны, мы странники, бродяги, Не знавшие ни рода, ни корней… Бездомный ветр колючий и морозный Гоняет нас по выбитым полям. Безмерная российская равнина – Земное дно – Россия и Сибирь. Наш дух течет, как облачное небо, Клубясь над первозданною землей, Чуть брезжущей из тьмы тысячелетий. Под панцирем полярных ледников, Перетиравших сырты и увалы, Моловших лёсс, пески и валуны, Здесь рыли русла сказочные Оби Предтечи человеческой орды. И так всегда; сначала лес и степи, Тропа в степи и просека в лесу, Тюки сырья в бревенчатых острогах… Потом кремли торговых городов На тех же луках рек, на тех же бродах, Из века в век вне смены царств и рас. И та же рознь: невнятная земля, Живущая обычаем звериным, А в городах заморские купцы С дружинами, ладьями и товаром. Земной простор, исчерченный стезями – Петлями рек и свёртками дорог, Здесь шляхами торговых караванов, Там плешами ладейных волоков. Путь янтаря – от Балтики на Греки, Путь бирюзы – из Персии на Дон. Лесные Вотские и Пермские дороги, Где шли гужом сибирские меха, И золотые блюда Сассанидов, И жемчуга из Индии в Москву. Пути, ведущие из сумрака столетий До наших дней сквозь Киммерийский мрак Глухих степей, сквозь скифские мятели, Сквозь хаос царств, побоищ и племен. Кто, по слогам могильников читая Разодранную летопись степей, Расскажет нам, кто были эти предки – Оратаи по Дону и Днепру? Кто соберет в синодик все прозванья Степных гостей от гуннов до татар? История утаена в курганах, Записана в зазубринах мечей, Задушена полынью и бурьяном, Зашептана в распевах пастухов. Лишь иногда сверкнет со дна курганов, Где спят цари со свитой мертвецов, Вся в пламени сказаний Геродота Кровавая и золотая Ски<фь>…

<5 мая 1928

Коктебель>

«Революция губит лучших…»

Революция губит лучших, Самых чистых и самых святых, Чтоб, зажав в тенетах паучьих, Надругаться, высосать их. Драконоборец Егорий, Всю ты жизнь провел на посту – В уединении лабораторий И в сраженьях лицом к лицу.

<1931

Коктебель>

Надписи на акварелях

Вечерние возношения

(Цикл темпер)

1

Старинным золотом и желчью напитал Вечерний свет холмы…

2

И льнет душа к твоим излогам И слышит шорохи шагов По бледно-розовым дорогам В молчаньи рдяных вечеров…

3

Душа грустит среди холмов зеленых Под сводами осенних вечеров…