Том 24. В зыбкой тени
Шрифт:
Лепски свирепо оглядел помещение, и криминалисты неохотно вернулись к своим обязанностям.
— Слушаю вас, — рявкнул он грубо, но на девушку его тон не произвел никакого впечатления. Она кокетливо поправила в корсаже одну из своих внушительных грудей, потом прошлась трепетными пальцами по шелковистым волосам и повторила:
— Тяжко вам приходится.
Лепски замычал.
Одутловатый старикан с лицом, похожим на головку сыра чеддер, перегнулся через стол и чесночными парами дыхнул ему в лицо.
— Извините,
Лепски скомкал лист бумаги.
— Может, займешься своим свидетелем? — рявкнул он на Якоби. В его голосе было столько злобы, что одутловатый сразу увял.
— Вы хотите что-то сказать? — повернулся Лепски к девушке.
Девушка смотрела на него глазищами, полными восхищения.
— Ого! Я про местную полицию много чего слышала, но вы — просто блеск. Закачаешься, до чего крутой фараон.
Лепски поправил галстук.
— Слушайте, мисс, у нас тут полно работы, — сказал он мягко. Искреннее восхищение девицы сделало свое дело. — Что вы хотите сообщить?
— Девочки сказали, что мне необходимо с вами поговорить.
Лепски вздохнул и потянулся за чистым листом бумаги.
— Ваше имя и адрес, пожалуйста.
— Я Менди Люкас. Работаю и живу в клубе.
— В каком клубе?
— Ну, в том самом… клубе «Пелота».
— Вы там живете?
Она наморщила свой хорошенький носик.
— Снимаю там комнату. Но если честно, жизнью это не назовешь. Вообще-то девочки сказали, что… Ну и запахи многоэтажные у вас стоят! А сколько народу? Зато вас встретила! Ого-го, что за мужчина! Когда я девочкам про вас расскажу, они повыпадают из трусиков!
Глаза у Лепски округлились. Он глянул на соседа, тот слушал их разговор с округлившимися глазами, а одутловатый старикан знай себе подхихикивал.
Вспомнив, что он теперь детектив первого класса, Лепски подался вперед и скорчил довольно суровую гримасу.
— Мисс Люкас, о чем вы хотели рассказать?
Пристроив поудобнее следующую грудь, девушка сказала:
— Зовите меня запросто Менди. Близкие друзья никогда не называют меня мисс Люкас.
— Хорошо, Менди… — Лепски закинул ногу на ногу и нарисовал на листе бумаги профиль со вздернутым носиком и вздернутой грудью. — Я жду. Пожалуйста, говорите, что вас к нам привело?
— Вы хотите знать? Я сказала девочкам, что пойду в полицию, но только зря отниму время… Честно, так и сказала. — Красотка похлопала длинными ресницами. — Я же знаю, как вы здесь надрываетесь, бедняжки. Но девочки меня просто вытолкали!
«Вот значит как, — подумал Лепски. — До чего же хороша, но и глупа эта телка. Но все-таки лучше смотреть на нее, чем вдыхать чесночные пары, как Макс. Это моя работа. И мне надо нести свой крест, черт побери!»
— Ого! Ну и жарища! — Она встала, вильнула бедрами, чуть оттянула
— Женат, — сказал Лепски, наливаясь потом.
— Тогда вы меня поймете. Эти одноразовые трусики — просто кошмар какой-то, хоть снимай и выбрасывай!
У Лепски глаза едва не выскочили из орбит.
— А ваша жена когда-нибудь жалуется на синтетику? — спросила девушка.
— Менди! — прохрипел Лепски. — Прошу вас не отвлекаться скажите, зачем вы сюда пришли?
— Ого! Ой, я такая наивная, извините. Вы уж на меня не обижайтесь. Я немножко с приветом. Так вы правда хотите знать… Нет, без смеха?
— Валяйте! — выдавил Лепски голосом, который трудно было выдать за человеческий.
— Ну, в общем, я видела этого парня. Такой обаяшка! — Она наклонилась вперед, декольте чуть приоткрылось, и Тому предстали ее груди во всем своем великолепии. — Я вообще-то к темненьким дышу ровно. Да нет, я не расистка, не подумайте, против цветных ничего не имею. Понимаете? Но дышу к ним ровно. Как правило. Но этот экземпляр коренного населения нашей страны — просто глаз не оторвать.
Лепски издал утробный звук, какой издает потревоженный улей, когда внутрь залетает колорадский жук.
— Когда вы видели этого человека, Менди?
— Сразу после стрельбы. Меня разбудил переполох. Весь этот шум и гам, что начался сразу. — Она с щелканьем подтянула бретельку бюстгальтера. — Когда просыпаюсь, я вообще не человек. У вас так бывает? Ну, совсем не человек… Глаза будто смолой залепили, голова чугунная…
Пальцы Лепски превратились в крюки.
— Вы видели этого человека на автостоянке?
— Ну, там разные люди носились взад-вперед… Знаете что?
— Что?
— Ну, я когда этих людей увидела, думаю, ну прямо вылитые мексиканские бобы-попрыгунчики… знаете, прыгают, как живые… дети всегда от них выпадают в осадок.
— Ну, ладно. — Лепски постучал карандашом по блокноту. — Я понял, люди прыгали, как мексиканские бобы-попрыгунчики. Что было дальше?
— Этот фараон… то есть полицейский… он лежал на спине, и глаза у него мертвые. Fly, уж тут сон меня оставил. Напрочь! Глаза чуть не все проглядела! И вдруг прятавшийся обаяшка вылезает из пикапа!
Лепски откинулся на стуле и снова расстегнул пиджак.
— Вы хотите сказать, что из машины, стоявшей на стоянке, вылез человек, который стрелял?
— Ну да, — удивилась блондинка, — разве я сказала что-нибудь другое? Вообще-то иногда могу ляпнуть, что в голову взбредет. — Она приподнялась над стулом, проделала кое-какие манипуляции с одноразовыми трусиками, видневшимися из-под юбки, тем самым вызвав живейший интерес всех мужчин, находившихся в помещении, и снова уселась. — С вами-то, небось, такого не случается? Чтобы сказали что-то, а петом намертво выпало из башки?