Том 3. Грабители морей. Парии человечества. Питкернское преступление (с илл.)
Шрифт:
— Странно, что ты нас не предупредил, а еще жил в этих местах. Не может быть, чтобы ты никогда не слыхал об этом губительном течении.
— Ты забываешь, что я не моряк, и если слыхал в детстве разные страшные рассказы о кораблях, погибших в Розольфсе, то считал их легендами, не придавая им реального значения.
Протянув руку по направлению к земле, он размеренным тоном прибавил:
— Ты торжествуешь, Харальд Бьёрн. Сокровища, скопленные двадцатью поколениями, останутся за тобой, и, быть может, благодаря им ты достигнешь своих целей! Но если пожелания человека, умирающего по твоей милости, выброшенного тобой из человеческой семьи, могут иметь какое-нибудь влияние на судьбу, то будь
Вдруг в ночной темноте раздался крик, вызвавший во всех невыразимое волнение.
— Слева по корме парус! — крикнул вахтенный.
Взоры всех жадно устремились в ту сторону, и в эту минуту, как бы в довершение ужаса, полярное солнце, закатывающееся летом не более как на один час, вдруг появилось на горизонте, озарив своими лучами и ясное небо, и коварное море.
Замеченный корабль оказался прелестной стройной яхтой, оснащенной с редким изяществом. На мачте развевался белый флаг с золотым крестом. Видно было, что суденышко не имело ничего общего с тяжелыми рыбачьими судами, которые одни только и посещают эти места Ледовитого океана во время ловли трески.
Экипаж «Ральфа», уже понявший свое отчаянное положение, безмолвно и угрюмо следил за маневрами кораблика, быстро бежавшего по волнам позади Розольфского мыса, который его защищал от грозного влияния мальстрема.
— Это прогулочная яхта, — произнес Ингольф как бы сам себе. — Но за каким чертом она пришла в это проклятое место? Она погибнет, если станет огибать эти скалы, составляющие продолжение мыса.
— Значит, погибнем не одни мы, — заметил Надод с недоброй улыбкой.
Вместо ответа капитан бросил на него самый презрительный взгляд и обратился к своему помощнику:
— Альтенс, через десять минут, если я не ошибаюсь, мы вместе с течением понесемся мимо берега. Проходя вдоль мыса, дай поскорее этой шхуне предостерегающий сигнал.
Желая внушить матросам надежду, которой сам совершенно не имел, Ингольф прибавил:
— Она построена не так крепко, как наш «Ральф», не может бороться с течением.
Слова эти были сказаны с хорошо разыгранной небрежностью и произвели свое действие. На лицах у всех появилась радость. Если б действительно грозила опасность, разве капитан был бы так спокоен? Такой искусный моряк никогда бы не сдался без отчаянной борьбы, а между тем он не делал ровно никаких распоряжений. Ну да, конечно, опасность вовсе не так велика, как это кажется…
Таковы были соображения, которыми обменялись между собой матросы и которые рассеяли в них страх, поселив в их душах доверие к будущему.
Зато сам Ингольф утратил всякую надежду. Он ограничился лишь тем, что велел покрепче притянуть руль к бакборту. В таком положении руль мог несколько замедлить роковой приход корабля к центру водоворота, заставив его делать круги значительно шире.
Между тем неизвестная яхта все шла параллельно Розольфскому мысу, который был в этом месте настолько низок, что позволял очень хорошо видеть все движения кораблика. «Ральф» находился по другую сторону того же мыса, описывая свой первый концентрический круг с возраставшей по мере приближений к земле быстротой. Увлекаемый потоком, он вскоре дошел до подводных скал. В эту минуту он был отдален от яхты, подходившей с другой стороны в обратном направлении, лишь полосой утесов шириной метров в сто, не более. Тогда Альтенс, согласуясь с приказанием Ингольфа, дал кораблику предупредительный сигнал, и на грот-мачте брига появился целый ряд огней и флагов.
Все с нетерпением ждали ответного сигнала на этот акт братства мореплавателей, на этот поистине благородный поступок в момент собственной гибели, но яхта продолжала идти своим путем, не обращая внимания на сигналы «Ральфа». На ее палубе не было заметно ни одного человека, и, когда корабли встретились, идя по противоположным направлениям, таинственная яхта показалась совершенно безлюдной. Между тем по всему было видно, что ее ведет опытная рука.
— Странно! — пробормотал Ингольф. — Хоть бы флагом отсалютовали в знак благодарности — и того нет… Но, думаю, яхта знает здешние места лучше нас, и предостережение наше было совершенно не нужно, однако все-таки не мешало бы отдать салют людям, которые, сами идя на смерть, пытаются спасти других…
На лице Надода изображалась самая низкая радость. Этот человек только и находил удовольствие в зле, и неудача Ингольфа обрадовала его настолько сильно, что он не мог этого скрыть даже в минуту приближения собственной гибели.
— Послушай, Надод, — обратился к нему капитан, которого всегда бесила эта вечная злоба товарища, — если ты не уймешься, я, честное слово, выброшу тебя за борт, хотя бы только для того, чтоб умирать не вместе с таким зверем.
— Я вовсе не зверь, — возразил Надод с отвратительной гримасой. — Звери — все человечество, которое я ненавижу, и меня всегда радует, когда люди обнаруживают неблагодарность или вообще делают какую-нибудь подлость.
IV
ИНГОЛЬФ ПОЖАЛ ПЛЕЧАМИ. ЕМУ ТЕПЕРЬ БЫЛО не до того, чтобы заводить спор о подобных вещах. «Ральф» чрезвычайно быстро примчался в глубину бухты, так как в этом месте течение было необыкновенно сильно. В следующие немногие секунды должна была решиться участь корабля. Что с ним будет? Налетит ли он на утесы или понесется дальше по течению, продолжая вращаться в гибельной воронке? В первом случае развязка наступила бы через две минуты, во втором — корабль достиг бы оси водоворота, лишь описав с ним вместе пять или шесть концентрических кругов с постепенно уменьшающимся диаметром.
Несмотря на уверенность, выказанную Ингольфом, матросы чувствовали, что к ним возвращается прежний страх. Взоры всех были устремлены на полукруг черных блестящих скал, окружавших внутреннюю сторону бухты. К этим скалам стрелой несся «Ральф». Волны ревели, ударяя о берег, со стороны крутых скалистых стен доносился глухой гул, производимый подводными безднами и отражаемый гранитными массами, возвышавшимися над водой.
Вот бриг уже не более чем в двадцати метрах от скал. Сейчас он ударится… Сердца у всех так и стучат. Один Ингольф спокоен. Скрестив на груди руки, он гордо стоит на мостике и улыбается равнодушной улыбкой. Вдруг на палубе грянуло оглушительное «ура»: повинуясь течению, корабль делает крутой полуоборот на расстоянии не более одного метра от скал и несется теперь вдоль дугообразного берега, по-прежнему увлекаемый водоворотом, с которым, к сожалению, не может сладить. До поры до времени, во всяком случае, опасность миновала, а сердце человека так устроено, что даже Ингольф почувствовал в себе возрождение некоторой надежды. Но все это было лишь беглым проблеском в кромешной тьме: возвратившись назад, «Ральф» снова пронесся точно так же, как несся прежде, лишь отступив на несколько метров от прежнего пути. Роковой исход не был тайной ни для кого. Большинство матросов провели на море не один десяток лет и были слишком опытны для того, чтобы не понимать смысла этого кругового плавания.