Том 3. Лорд Аффенхем и другие
Шрифт:
Хозяйка помешивала кофе, напоминая гремучую змею, если вы можете представить змею, помешивающую кофе.
— Когда сбежал последний, — сказала она, — Говард решил, что их больше не будет. Он ошибся. Пока в Англии есть хоть один лакей, я его найму. Сейчас мы говорили, что нужен человек… ну, покруче, без дураков. Умру, но Говард у меня научится манерам.
Именно тут появился мистер Стиптоу, который однозначно напоминал бы тушу, если бы не перебитый нос и органы слуха в виде ручек греческой амфоры. Говоря строго, он вернулся (жена отсылала его надеть воротничок) и мрачностью своей показывал, что у него болят душа и шея. Неприязненно взглянув
Не хватало только дамы с портрета, и она явилась, напоминая Сару Сиддонс [26] в роли какой-нибудь королевы. Она была создана, чтобы позировать сэру Питеру Лели или сэру Джошуа Рейнольдсу, [27] которые, вероятно, превзошли бы Джоса Уэзерби, что признавал и независтливый Джос.
Все ей обрадовались.
— Доброе утро, Беатрис, — приветливо сказала хозяйка.
— Доброе утро, леди Чевендер, — сказала Салли.
— Здрасьте, здрасьте, здрасьте, — сказал лорд Холбтон.
26
Сара Сиддонс (1775–1831) — английская актриса.
27
Джошуа Рейнольдс (1723–1792) — английский художник.
Хозяин не сказал ни слова, только посмотрел. Человек простой, дитя природы, он не разговаривал, а переваривал. К тому же, он тянулся к маслу, чтобы украсить им тостик.
Лорд Холбтон вскочил (куда там хозяину!) и галантно отпрыгнул к поставцу. Именно эта галантность, в сочетании с хрупкой прелестью и трепетным тенором, которым он пел у рояля всякие романсы, привлекли к нему Салли.
— Омлету, леди Чевендер? — спросил он. — Рыбы? Ветчины?
Время остановилось. От того, что скажет прекрасная дама, зависела участь всех присутствующих, что там — судьбы Дж. Б. Даффа, возглавлявшего фирму «Дафф & Троттер», Джоса Уэзерби, дворецкого и, наконец, его невесты, Веры Пим, служившей в «Розе и короне».
Ответь леди Чевендер: «Омлету» или «Рыбы» — ничего бы не случилось. Но она сказала:
— Ветчины.
Лорд Холбтон со свойственным ему изяществом отрезал тонкий ломтик. Стояла тишина, только мистер Стиптоу хрустел тостом. Хрустел он всем, чем угодно, даже пюре; тостом всякий захрустит.
Леди Чевендер положила вилку и нож, глядя вниз с тем царственным презрением, с которым Сара Сиддонс взирала бы на гусеницу в салате.
— Какая гадость! — промолвила она.
Хозяйка встрепенулась. Она была богата, но золовка намного ее превосходила. Кроме того, при слабом сердце у леди не было собственных родственников.
— В чем дело, Беатрис?
— Эту ветчину есть нельзя.
— Ее купила Салли.
Виновница не отрекалась, но сказала в свою защиту:
— Самая лучшая фирма!
— Возможно, — признала леди Чевендер, — но ветчина у них плохая. В чем-в чем, а в этом я разбираюсь. Когда-то я думала выйти замуж за ветчинного короля. Впрочем, тогда он был принцем. Он говорил о ветчине с утра до ночи. Словом, пойду и обличу их. Кто эти гады?
— Дафф и Троттер, — ответила Салли. — Самая лучшая фирма. Зачем им обманывать бедных девушек? Никак не пойму.
Тем
— Дафф и Троттер?.. — выговорил он.
— Дафф и Троттер?! — вскричала леди Чевендер, и в ее прекрасных глазах мелькнуло торжество, словно у римской матроны, угадавшей колесницу, которая победит на скачках. — Эта мерзость — от Джимми Даффа?
— Вроде бы да.
Леди Чевендер со вкусом вздохнула.
— Душенька, — сказала она, обернувшись к Салли, — это слишком хорошо, даже не верится. Я думала, праведная кара бывает только в детских книжках. Именно за Джимми я и собиралась выйти, это он говорил о ветчине. Невозможно поверить, как я мучилась! Джеймс Бьюкенен Дафф, чтоб его черти съели! Я с ним пятнадцать лет не виделась, но скоро он захочет не видеться еще лет тридцать.
— Что ты сделаешь? — спросила миссис Стиптоу.
— Зайду и скажу все о его мерзкой ветчине.
— Ты же едешь в Брайтон.
— Ничего, заверну и в Лондон.
— Может, лучше написать?
— Написать?! Ты ничего не поняла. Когда он меня коварно покорил, я была молода и романтична, одни чувства. И что же? Где они? Гуляя при луне, он говорил о том, почему у этой проклятой ветчины такой упоительный привкус. Подождет, пока оркестр свое отыграет, и описывает копчение. И после всего этого ты советуешь ему писать! Нет уж. Приду, посмотрю в глаза, шмякну ветчину на стол и увижу, как он корчится. Кликни Чибнела.
Хозяйка позвонила, и явился дворецкий нового типа — величавый, молодой и мускулистый.
— Чибнел, — сказала леди Чевендер, — не могли бы вы положить вот это в коробку и отнести в машину? Пора мне ехать, а то не успею.
— Салли, — сказала хозяйка, — иди к Перкису.
Салли покорно встала. На полпути к гаражу за ее спиной раздалось какое-то блеяние.
— Джордж! — вскричала она, обернувшись, как вспугнутый котенок. Она очень смутилась.
И зря. Лорд Холбтон был слишком взволнован. Глаза у него блуждали, рот кривился, кадык скакал, словно ягнята по весне.
— Салли! Какой ужас!
— А что?
— Эта история с ветчиной!
— Скорее она смешная.
— Смешная? Ха-ха! — воскликнул лорд Холбтон, исполняя танец отчаяния. — Ты послушай! — Он помолчал, справляясь с чувствами. — Отец оставил мне кучу денег.
Салли смутилась. Корыстной она не была, но положение бедной родственницы располагает к тому, чтобы радоваться богатству.
— Ну и слава Богу!
— Все не так просто. Он решил, что деньги мне доверить нельзя.
— Почему?
Собственно говоря, первого барона навело на эту мысль то, что одна девица подала в суд, обвиняя его любимого сына в «нарушении брачных обещаний», но сын предпочел это скрыть.
— Ах, не знаю! В общем, они — не у меня, пятерки не могу взять без спроса. А у кого? У Даффа!
— При чем он тут?
— Они с отцом партнеры. Наша фамилия — Троттер. [28] Отец его очень любил, и вот, пожалуйста. Сегодня я как раз собирался поговорить о нас с тобой.
— Понимаю, — сказала Салли. — Ты думаешь, он будет не в духе.
28
Наша фамилия — Троттер. — Напомним, что «Холбтон» — не фамилия, а титул, имя рода (в данном случае — баронского).