Том 3. Очерки и рассказы 1888-1895
Шрифт:
Финогеныч поймал соломинку и грыз ее. Татары думали и смотрели друг на друга. Айла протискался вперед.
— А ты, слышь, нельзя ли как-нибудь?
— Понимаешь: зеленая.
— Что зеленая? Не зеленая.
— По-твоему, не зеленая… Я сам хотел набирать, а вот записка, на, читай.
Приказчик сунул Айле записку.
— Так верим.
— Читай, читай… кто грамотный?
Гамид один считался грамотным, хотя никогда не мог ничего разобрать. Он всегда говорил
— Так точно.
— Ах, беда! чего станешь делать? — качали головой татары, и опять кто-нибудь просил:
— А ты возьми!
— Возьми, пожалуйста возьми! — горячо подхватывали другие.
— Ах, чудак, — нетерпеливо пожал плечами приказчик, — да понимаешь ты, русским тебе языком говорю?
— Этак, этак… Чего делать? И ценой бы уж не стали забиваться. Приказчик ты хороший, хвалит тебя Гамид, к другому и идти не охота нам… Вон русские мужики десять рубля давал… Не охота…
— А у него пять десятин жать? — быстро спросил Финогеныч.
— Много есть… знамо, вразбивку не охота, охота вместе, — знакомый ты, хороший барин, слух далеко идет, — охота у тебя поработать. И ценой не станем забиваться.
— Не станете, — усмехнулся приказчик и, прищурившись, спросил: — двенадцать рублей?
— Давай восемь, все пойдем…
Приказчик только махнул своей короткой мохнатой рукой.
— Трогай.
— Сколько даешь? последняя цена?
Татары жадной толпой окружили плетушку. Последняя надежда исчезала: шутка сказать, без хлеба всю неделю.
— Давай цену!
— Твоя цена, говори!
— Говори, пожалуйста говори! Наступило молчание.
— Три рубля, — проговорил тихо приказчик. Сразу стихли и потупились татары.
— Поезжай, — угрюмо махнул кто-то из толпы.
— Пошел, — приказал приказчик.
Лошади не успели тронуться, как опять крикнул кто-то:
— Семь рублей даешь? Но приказчик рассердился.
— Пошел!
— Шесть? Лошади тронулись. —
— Дай дорогу!
— Сколько даешь?
— Говори последняя цена, — кричали татары, схвативши под уздцы лошадей.
Финогеныч обвел глазами толпу и, встретившись с Гамидом, медленно проговорил:
— Четыре рубля последняя цена…
Финогеныч небрежно провел рукой по лицу.
Гамид узнал условный знак и побледнел. Толпа опять, но уж на этот раз нерешительно, смолкла.
— И то для Гамида делаю… Ну, говори, Гамид, согласны вы?..
У Гамида екнуло сердце, потемнело в глазах, и, собравшись с силами, он крикнул каким-то не своим голосом:
— Согласны…
Поднялся невообразимый крик среди татар. Что-то неуловимое вдруг почувствовалось, появилось сомнение. Но действительность была налицо: бурлаков никто больше не брал, и остальные уже жадной толпой валили с базара, прослышав, что какой-то приказчик соглашается их принять на эту неделю. Уж ни о чем не думали, — надо было хватать хоть то, что есть.
Татары что-то быстро заговорили Гамиду.
— Согласны, — проговорил успокоенный, бледный Гамид, обращаясь к приказчику.
Сделанная цена молнией пронеслась по базару.
— Молодец, Финогеныч, сломал рубль на полтину, — тряхнул весело крестьянин в высокой шляпе.
— А ты? — ударил его в бок другой посевщик из крестьян, — на четвертак сломал, не то что на полтину.
— Эх, ловкач! И где только этакого раздобыли!
Плетушка Финогеныча медленно пробиралась в толпе.
Крестьяне-посевщики встретили его веселой гурьбой.
— Спасибо тебе, Иван Финогеныч, — поклонились ему посевщики-крестьяне, — сломал татар: отдать им пятнадцать рублей, тогда хоть не жни…
— Спасибо? Не могли потерпеть? Десять рублей надавали.
— Кто десять? Вот-те крест, трешную всего и давали.
— Ишь, — усмехнулся Финогеныч, — десять, говорят.
Как только Финогеныч нанял, на базар высыпали и остальные приказчики, сидевшие в номерах.
Через полчаса все наличные серпы жнецов были уже разобраны по четыре рубля. То никто не брал, а тут уж не хватило.
Мелкота, оставшаяся без жнецов, стала отбивать нанявшихся, набавляя цену.
— Шесть дают! Слышишь, шесть, — кричали друг другу татары, — не отдавай серпов! Не бери задатка!
Бурлаки спохватились: искусно возведенное Финогенычем здание готово было рухнуть.
— Продали нас свои же собаки! — кричали татары.
— Постой, — закричал Айла, — надо все делать по порядку: ломай цену!
— Ломай цену! — понеслось по базару.
Кадры татар, расстроившиеся уже было, возвращались, отказывались от найма и собирались на свои прежние места.
Гамид нерешительно стоял один у плетушки приказчика.
— Гамид, что ж ты стоишь? Ступай уговаривать, — приказал приказчик.
— Убьют, — уныло ответил Гамид.
— Среди бела дня?! А еще солдат!
Гамид автоматично пошел к своим. Точно во сне мелькали перед ним и базар и бритые головы грязных, волновавшихся татар.
— В другой раз идет продавать! — крикнул Айла подходившему Гамиду.
Гамид растерянно начал было что-то говорить.