Том 3. Рассказы 70-х годов
Шрифт:
– Откуда?! Откуда они это взяли?! – вопрошал он кого-то и поднимал руки кверху. – Откуда?!
– Чего ты расстроился, батя? – спросил Иван участливо.
Мудрец остановился перед посетителями, Иваном и чёртом.
– Ну? – спросил он сурово и непонятно. – Облапошили Ивана?
– Почему вы так сразу ставите вопрос? – увёртливо заговорил чёрт. – Мы, собственно, давно хотели…
– Что вы? Что вам надо в монастыре? Ваша цель?
– Разрушение примитива, – твёрдо сказал чёрт.
Мудрец погрозил ему пальцем.
– Озоруете!
– Нет, ну серьёзно… – заулыбался чёрт на стариковскую нестрашную угрозу. – Ну тошно же смотреть. Одни рясы чего стоят!
– Что им, в полупендриках ваших ходить?
– Зачем в полупендриках? Никто к этому не призывает. Но, положа руку на сердце: неужели не ясно, что они безнадёжно отстали? Вы скажете – мода. А я скажу: да, мода! Ведь если мировые тела совершают свой круг по орбите, то они, строго говоря, не совсем его совершают…
– Тут, очевидно, следует говорить не о моде, – заговорил старик важно и взволнованно, – а о возможном положительном влиянии крайнебесовских тенденций на некоторые устоявшиеся нормы морали…
– Конечно! – воскликнул чёрт, глядя на Мудреца влюблёнными глазами. – Конечно, о возможном положительном влиянии.
– Всякое явление, – продолжал старик, – заключает в себе две функции: моторную и тормозную. Всё дело в том, какая функция в данный момент больше раздражается: моторная или тормозная. Если раздражитель извне попал на моторную функцию – всё явление подпрыгивает и продвигается вперёд, если раздражитель попал на тормозную – всё явление, что называется, съёживается и отползает в глубь себя. – Мудрец посмотрел на чёрта и на Ивана. – Обычно этого не понимают…
– Почему, это же так понятно, – сказал чёрт.
– Я всё время твержу, – продолжал Мудрец, – что необходимо учитывать наличие вот этих двух функций. Учитывайте функции, учитывайте функции! Всякое явление, если можно так выразиться, о двух головах: одна говорит «да», другая говорит «нет».
– Я видел явление о трёх головах… – вякнул было Иван, но на него не обратили внимания.
– Ударим одну голову, услышим «да»; ударим другую, услышим «нет». – Старик Мудрец стремительно вскинул руку, нацелился пальцем в чёрта. – Какую ударили вы?
– Мы ударили, которая сказала «да», – не колеблясь, ответил чёрт.
Старик опустил руку.
– Исходя из потенциальных возможностей данных голов, данного явления, голова, которая говорит «да» – крепче. Следует ожидать, что всё явление подпрыгнет и продвинется вперёд. Идите. И – с теорией, с теорией мне!.. – Старик опять погрозил пальцем чёрту. – Манкируете? Смотрите! Распушу!.. Ох, распушу!
Чёрт, мелко кивая головой, улыбаясь, пятился и пятился к выходу… Задом открыл дверь и так с подкупающей улыбкой на мордочке исчез.
Иван же как стоял, так упал на колени перед Мудрецом.
– Батя, – взмолился он, – ведь на мне грех-то: я научил чертей, как пройти в монастырь…
– Ну?.. Встань-ка, встань – я не люблю этого. Встань, – велел Мудрец.
Иван
– Ну? И как же ты их научил? – с улыбкой спросил старик.
– Я подсказал, чтоб они спели родную песню стражника… Они там мельтешили перед ним – он держался пока, а я говорю: вы родную его запойте, родную его… Они и запели…
– Какую же они запели?
– «По диким степям Забайкалья».
Старик засмеялся.
– Ах, шельмы! – воскликнул он. – И хорошо запели?
– Так запели, так сладко запели, что у меня у самого горло перехватило.
– А ты петь умеешь? – быстро спросил Мудрец.
– Ну, как умею?.. Так…
– А плясать?
– А зачем? – насторожился Иван.
– Ну-ка… – заволновался старичок, – вот чего! Поедем-ка мы в одно место. Ах, Ваня!.. Устаю, дружок, так устаю – боюсь, упаду когда-нибудь и не встану. Не от напряжения упаду, заметь, от мыслей.
Тут вошла секретарша Милка. С бумагой.
– Сообщают: вулкан «Дзидра» готов к извержению, – доложила она.
– Ага! – воскликнул старичок и пробежался по кабинету.
– Что? Толчки?
– Толчки. Температура в кратере… Гул.
– Пойдём от аналогии с беременной женщиной, – подстегнул свои мысли старичок. – Толчки… Есть толчки? Есть. Температура в кратере… Общая возбудимость беременной женщины, болтливость её – это не что иное, как температура в кратере. Есть? Гул, гул… – Старичок осадил мысли, нацелился пальцем в Милку:
– А что такое гул?
Милка не знала.
– Что такое гул? – Старичок нацелился в Ивана.
– Гул?.. – Иван засмеялся – Это смотря какой гул… Допустим, гул сделает Илья Муромец – это одно, а сделает гул Бедная Лиза – это…
– Вульгартеория, – прервал старичок Ивана. – Гул – это сотрясение воздуха.
– А знаешь, как от Ильи сотрясается! – воскликнул Иван. – Стёкла дребезжат!
– Распушу! – рявкнул старичок. Иван смолк. – Гул – это не только механическое сотрясение, это также… утробное. Есть гул, который человеческое ухо не может воспринять…
– Ухо-то не может воспринять, а… – не утерпел опять Иван, но старичок вперил в него строгий взор.
– Ну что, тебя распушить?
– Не надо, – попросил Иван. – Больше не буду.
– Продолжим. Все три признака великой аналогии – налицо. Резюме? Резюме: пускай извергается. – Старичок выстрелил пальчиком в секретаршу: – Так и запишите.
Секретарша Милка так и записала. И ушла.
– Устаю, Ваня, дружок, – продолжал старичок свою тему, как если бы он и не прерывался. – Так устаю, что иногда кажется: всё, больше не смогу наложить ни одной резолюции. Нет, наступает момент, и опять накладываю. По семьсот, по восемьсот резолюций в сутки. Вот и захочется иной раз… – Старичок тонко, блудливо засмеялся. – Захочется иной раз пощипать… травки пощипать, ягодки… чёрт-те что!.. И, знаешь ли, принимаю решение… восемьсот первое: перекур! Есть тут одна такая… царевна Несмеяна, вот мы счас и нагрянем к ней.