Том 3. Рассказы. Воспоминания. Пьесы
Шрифт:
Конечно, за эту историю я получил от начальства очень строгий выговор. Да только – что ж выговор? Я и сам себя распекал не жалеючи. Я был сердит на себя, как никогда в жизни. Ведь мало того, что я Филонова из рук выпустил, – я своего человека погубил. Ведь Алиханов-то мертвый, и его не вернешь!
Подумайте только – дикость какая! Из-за какого-то зелья, из-за какой-то дурацкой сушеной травки погиб человек.
Я шел тогда из штаба отряда на станцию, чтобы ехать обратно на заставу. Переходил через какой-то мост. И тут на мосту я и пришел к этому решению. Я вынул из кармана папиросы и бросил их в воду. И с тех пор, как говорится, – ша! Восемь лет уж прошло, и за эти восемь лет я ни одной штучки не выкурил.
– И не хочется? –
– Ну, братец ты мой, – усмехнулся Мережанов, – хочется или не хочется – это военная тайна. Ничего не скажу, первое время трудно было. Особенно если принять во внимание, что я в таких расстроенных чувствах находился. Но зато я считаю, что это был мой первый и по-настоящему серьезный подвиг.
Полковник улыбнулся и положил руку мальчику на плечо.
– Вот, милый друг Ваня, – сказал он. – Если уж тебе действительно так хочется совершить подвиг – пожалуйста. Бери с меня пример: бросай курить. Для начала будет неплохо.
– Д-да, конечно, – сказал мальчик, и я заметил, как он смущенно спрятал за спину папиросный окурок, который за минуту до этого прикуривал у лейтенанта Брема. Внезапно он насторожился и навострил уши.
– Машина идет! – объявил он.
На этот раз это была наша машина: маленький, тесный, как колыбель, «виллис» с открытым верхом.
Мы с трудом разместили наши пожитки в этом игрушечном автомобильчике, попрощались с Мережановым и с мальчиком, сели и поехали.
У поворота я оглянулся.
Мережанов, высокий и широкоплечий, стоял, опираясь на суковатую палку. Немного поодаль стоял мальчик-пастух. Я видел, как он за спиной Мережанова затянулся, пустил дым, потом посмотрел на окурок, поплевал на него и бросил.
Мережанов что-то крикнул нам раскатистым басом и помахал рукой.
Потом машина свернула направо, и оба они скрылись из наших глаз.
Я долго думал о Мережанове, обо всем, что он нам рассказал сегодня, и об этом мальчике тоже.
Я не знаю, навсегда ли он бросил курить или только окурок бросил. Но если он действительно бросил эту дурную привычку, он сделал очень большое дело. Мережанов, конечно, правду сказал: не в легких и не в печенке дело. А дело в том, что если мальчик сегодня сумел побороть в себе эту маленькую страстишку, – кто знает, какие подвиги, громкие и высокие, он совершит впереди. Он и на полюсе, если нужно, побывает, и на бочке Днепр переплывет, и на горячем коне поскачет впереди полков и дивизий, и – мало ли других славных дел на пути у каждого мальчика!..
Я думал о нем, и мне казалось, что я уже вижу на его груди Золотую Звезду Героя.
А маленькая наша машина, подпрыгивая, катилась по шоссе. И навстречу нам уже тянуло прохладой от большой и широкой реки, по которой нам предстояло плыть.
Приказ по дивизии*
– Нет, – говорил генерал, показывая спутнику своему тонкий орлиный профиль, – невоенный человек даже и понять не может, что значит настоящая воинская дисциплина. Вот – и вам небось приходилось слышать, – часто говорят, что дисциплина должна быть сознательная. А вы знаете, почему-то не люблю я этого слова. Что значит – сознательная дисциплина? Сознательным должен быть боец. А дисциплина – всегда одна… Дисциплина, если хотите, это что-то вроде шестого чувства, которое, вместе со вкусом, слухом и зрением, присуще каждому настоящему солдату. И уж как ты ее там ни называй – сознательная или бессознательная, – а если ты ее нарушил, дисциплину, – я тебя в полном сознании и без зазрения совести под арест закатаю, а еще нарушил – так и голову сниму, не пожалею…
«Эге-ге, – подумал собеседник генерала. – Да ты, я вижу, дядя сердитый. Попадись такому в недобрый час – ведь он, пожалуй, и в самом деле без головы оставит».
Генерал инспектировал войска, которыми он командовал. Три дня провел он в частях, на передовых линиях, и все
– Стой! – услыхал он голос генерала.
Но шофер или не расслышал приказания или просто не мог остановить разбежавшуюся машину, – «оппель» продолжал лететь на прежней скорости.
Над головой писателя что-то звякнуло, треснуло и рассыпалось. В то же мгновенье он почувствовал, как чья-то цепкая рука схватила его за шиворот и с силой бросила на пол. Он не сразу сообразил, что сделал это генерал. Над головой опять щелкнуло. Потом он почувствовал сильный толчок. Ему показалось, что машина взлетела в воздух. Она и в самом деле проделала невероятный курбет: резко затормозив, шофер повернул ее на 180 градусов. Поднявшись на дыбы, «оппель» описал в воздухе дугу и грузно шлепнулся передними колесами в дождевую лужу.
Генерал, а за ним и писатель выскочили из машины. Громко стуча каблуками по гудрону, кто-то уже бежал им навстречу. Через минуту из темноты выступили две серых шинели. Два красноармейца с автоматами наперевес, один впереди, а другой несколько отставая, приближались к машине.
Генерал нетерпеливо шагнул им навстречу.
– Кто такие? – рявкнул он таким угрожающим басом, что писатель, который и без того успел натерпеться страху, вздрогнул и отшатнулся.
Бойцы со всего разбега остановились, подровнялись и вытянулись перед генералом во фрунт.
– Так что, товарищ генерал-майор, – высоким срывающимся голосом начал один из них, молодой, щеголеватый, с сержантскими полосками на погонах, – бойцы сторожевого охранения четвертого батальона сто двадцать седьмого…
– Это кто стрелял? – перебил его генерал.
– Это я стрелял, товарищ генерал-майор, – негромко ответил, выступая вперед, второй боец, немолодой, худенький, некрасивый, с заляпанным грязью бледным небритым лицом. Он тяжело дышал, и, когда говорил, губы у него вздрагивали.
– Вы что ж это, черт вас возьми, вздумали тут ночью пальбу открывать?!
– Согласно приказа, товарищ генерал-майор, – еще тише ответил солдат, и губы у него опять задрожали.
– Согласно приказа вы мне все стекла в машине вышибли?
– Я свистел, товарищ генерал-майор, – машина не остановилась. Дал предупреждающий – тоже…
– Вы видели, что это моя машина?
Солдат на секунду запнулся и ответил:
– Так точно. Видел, товарищ генерал-майор. Я вашу машину хорошо знаю.