Том 3. Растратчики. Время, вперед!
Шрифт:
А для устранения задержек в темпах бетонирования, вызываемых внутристроечным транспортом и опалубкой, должны получить широкое применение бетононасосы, подающие бетон на места укладки по трубам, и высокосортные цементы, позволяющие увеличить оборот опалубки.»
XXX
Винкич с восьми часов ловил Маргулиеса — никак не мог поймать. В это утро Маргулиес был неуловим. Винкич понимал, что это неспроста.
Тем необходимее было перехватить Маргулиеса.
Теперь у Винкича появился
Они поняли, что необходимы друг другу. Они друг друга дополняли.
Винкич для Георгия Васильевича был ключом к ребусу. Георгий Васильевич для Винкича — именем, маркой. Там, где могли пренебречь корреспондентом РОСТА, должны были оказать всяческое уважение и содействие известному писателю-беллетристу.
За полчаса Георгий Васильевич узнал больше, чем за три дня своей жизни здесь.
Уже строительство не было для него вообще строительством с большой буквы.
Уже люди не были для него вообще людьми, степь — вообще степью, горы — вообще горами, машины — вообще машинами.
Вещи и люди приобретали ощутимую взаимную связь. Они перестали быть безыменными и немыми. Винкич щедро наделял их именами и характеристиками.
И, получив имя, вещь или человек вдруг начинали говорить, осмысленно действовать, сознательно существовать в мире, потерявшем в глазах Георгия Васильевича раздражающую прелесть ребуса.
Теперь встречные люди были бригадирами, прорабами, десятниками, ударниками, лодырями, энтузиастами, старшими и младшими инженерами, завхозами, бухгалтерами, секретарями ячеек, машинистками, шоферами, грабарями, бетонщиками, монтажниками, геодезистами…
Машины, разбросанные по всей площади строительства, стали отличаться друг от друга функциями, шумом, сигналами, дымом, именами.
Были паровые лопаты — так называемые экскаваторы. Они стояли на дне вырытых ими самими котлованов. Маленькая будка со стрекочущим шумом поворачивалась на своей зубчатой оси. Гремела цепь. Падала железная стрела. Зубастый ящик ковша скреб почву снизу вверх, оставляя на ярко-красной глине белые вощаные следы своих зубов. Ковш наполнялся землей. Стрела возносила его вверх. Будка поворачивалась. Ковш повисал над платформой. Со стуком отваливалась заслонка. Она отваливалась, как сломанная железная челюсть, беспомощно раскачиваясь на пудовых петлях. В это время освобожденная земля вываливалась, сыпалась черным дымом на платформу. Тогда мертвая челюсть вдруг чудовищно оживала и с могущественной силой захлопывалась. Будка поворачивалась опять, и опять со стуком падала стрела.
Десять раз открывался ковш над каждой платформой. Тогда экскаватор давал гудок. Тотчас ему откликался тонким посвистыванием паровичок состава. Механизмы переговаривались. Экскаватор требовал, чтобы подвигали следующую платформу. Паровик отвечал: «Хорошо. Подожди. Сейчас». Состав дергался. Звучали, перестукиваясь, буфера. Состав передвигался на одну платформу — «Стой!» — кричал экскаватор.
— Смотрите, — с восхищением говорил Георгий Васильевич. — Уже начинаю понимать птичий язык механизмов.
— Я разговариваю на нем полтора года, — отвечал Винкич.
Он подавал Георгию Васильевичу руку и втаскивал его на насыпи. Он поддерживал его и ловил внизу, когда беллетрист, неловко шаркая туфлями и подымая облака пыли, сбегал в котлован.
Были экскаваторы паровые. Над ними клубился дым, такой густой и черный, как бы нарисованный по голубому мокрому полю китайской тушью.
Были экскаваторы электрические. Они не дымили. Были на колесах и на гусеничном ходу. Были «марион» и «бюсайрес».
Были переведенные на хозрасчет и на хозрасчет не переведенные.
И составы, вывозившие вырытую экскаваторами землю, сверху напоминали гигантский позвонок допотопного животного, обнаруженный научной экспедицией на дне давным-давно иссякшей реки, среди палеонтологических наслоений.
Были механизмы, напоминавшие экскаваторы. Они назывались грейфера. Они подымали на головокружительную высоту свои створчатые ковши, забравшие в когти вырытую землю. Они останавливали их над грузовиком. Когти разжимались. Земля падала в грузовик, как черная овца. Хищная тень двуглавого орла перелетала по пересеченной местности.
Были бетонолитные башни, переносные горны, электровозы, тракторы, бетономешалки, грохота, сита для просейки гравия и щебенки…
Винкич обшарил весь участок. Он не оставил необследованным ни одного уголка. Маргулиеса нигде не было.
Наконец, они на него наткнулись.
Он широко шагал по высокой насыпи, уткнув нос в бумажку. Он спотыкался. Он каждую минуту мог свалиться вниз. Он был поглощен чтением.
Одним духом взлетел Винкич на насыпь и встал перед Маргулиесом.
— Здорово, хозяин! — закричал он веселым страшным голосом,
Маргулиес остановился. Увидел Винкича. «Ну что ж, — сказала его улыбка, — ничего не поделаешь. Поймал».
Они поздоровались. А уже на насыпь карабкался Георгий Васильевич.
Тут Винкич и козырнул Георгием Васильевичем.
Он сделал непроницаемо-официальное лицо и холодно сказал:
— Познакомься, Давид. Познакомьтесь, Георгий Васильевич. Это инженер Маргулиес, начальник участка. Это тебе, Давид, не надо объяснять кто. Само собой понятно. И в данном случае Георгий Васильевич интересуется одной вещью. Не можешь ли ты нам объяснить?
— Да уж, пожалуйста, — сказал Георгий Васильевич, стряхивая с колен землю.
— Георгий Васильевич хочет знать, — с ангельской нежностью сказал Винкич, — твое мнение по поводу харьковского рекорда. И еще Георгий Васильевич хочет знать, собираешься ли ты что-нибудь предпринять со своей стороны. То есть собирается ли твой участок. В общем — какие вы делаете из этого харьковского рекорда выводы?
— Да, да. Возможно ли это? То есть то, что Харьков… Возможно ли? — робко вставил Георгий Васильевич.