Том 3. Стихотворения 1918-1924

Брюсов Валерий Яковлевич

13 августа 1923

Зимой

Дуй, дуй, Дувун! Стон тьмы по трубам, Стон, плач, о чем? по ком? Здесь, там — По травам, ржавым, ах! по трупам Дрем, тминов, мят, по всем цветам, Вдоль троп упадших тлелым струпом, Вдоль трапов тайных в глушь, где стан, Где трон вздвигал, грозой да трусом Пугая путь, фригийский Пан. Дуй, дуй, Дувун! Дуй, Ветр, по трубам! Плачь, Ночь! Зима, плачь, плачь, здесь, там, По травам, трапам, тронам, трупам, По тропам плачь, плачь по цветам! Скуп свет; нет лун. Плачь, Ночь, по трудным Дням! Туп, вторь, Ветр! По их стопам Пой, Стужа! Плачьте духом трубным, Вслух! вслух! по плугам, по серпам! Дуй, дуй, Дувун! Дуй в дудки, в трубы! Стон, плач, вздох, вой, — в тьму, в ум, здесь, там… Где травы, трапы, троны? — Трупы Вдоль троп. Все — топь. Чу, по пятам Плач, стон из туч, стоя с суши к струйным Снам, Панов плач по всем гробам. Пой в строки! в строфы! строем струнным На память мяты по тропам!

27 января 1923

Современная осень

Крут

и терпк осенний вечер; с поля Дух солом, земли, трав и навоза; Ветер с ветром, вдоль колдобин споря, Рвет мечту из тесных стен на воздух; Квак лягушек в уши бьет в болоте; Смех совы кувыркнул тени с елок; Сиплый скрип тьму медленно молотит; С тьмой ползет вол из лесу в поселок. Ночь, где ж ты, с твоей смертельной миррой, Ночь Жуковских, Тютчевых, всех кротких? Метки редких звезд в выси надмирной — Меди длинных стрел с тетив коротких. Книг, бумаг, рифм, спаренных едва лишь, Тает снег, дрожа под лунной грудью; Гей, Геката! в прорезь туч ты валишь Старых снов, снов буйных буршей груду. Где ж нам? Что ж нам? Как нам план закончить? Мир иным стал! мы ль в нем неизменны? Все — за тенью, вслед за псом, за гончей, Все — как пес, послушны скучным сменам…

29 августа 1922

Из книг

Книга

Сцепень белых параллелограммов В черных черточках — в свое жерло Тянет Аустерлицев и Ваграмов Бури вплоть до вихря Ватерло. В дуги лампы (двадцать пять амперов!), Над столом, — воспоминаньем влей Мысли тысячи великих, перов В царстве знанья, духа королей. Но и мысли что? — сухие зерна Пламени, что древле озарил Чей-то сон над сваями, в озерной Хате, ночь под черепом горилл. В круге книг мудрец и росомаха, Чуткая к добыче, на суку. От амеб до Риккерта и Маха Все века земли — в одну строку! Если мыслят там, за гранью далей, Семь значков внесется в ту скрижаль, Все, чем жили мы, чего мы ждали, Чтоб и нас вселенной было жаль.

17 мая 1922

Общая станция

Веками, эпохами, эрами, Вертясь, их земля межевала, — Тех — Тэнами, этих — Гомерами На челюстях слав изжевала. Но только ль в почтенном учебнике? — В памяти, в самобытной монаде, С Римом Августов рядом кочевники, Миф о Гее — с главой о Канаде! Приближены тени и остовы: По ступеням, что видит Иаков, Сбегают мечты Ариостовы; Бонапарт на пиру у феаков; Экспрессом на общую станцию — Вавилон — Лондон, Марна — Аркола! В сознании каждом — из Санцио Счастливца «Афинская школа». Так здравствуйте, девы Эриннии! Вас ждут Дант и Гете; прошу быть Как дома! Увы! север — в инее, Но Конфуций стряхнет ваши шубы.

16 июня, 1922

Тетрадь

Вот — вдоль исписана книгами, черный Свод стенограмм (лейбниц-глифы), тетрадь Лет, с пультов школьных до вольных, как жернов, Полночей: в памяти старая рать! …Сутра с утра; мантра днем; дань молчаний; В мантии майи мир скрыт ли, где скит?— …Сутки в седле! перьев сорок в колчане! Вскачь за добычей! тебе степи, скиф! …Babel und Bibel; бог, змий, прародитель; Дюжина, семь, шестьдесят, — счет Халдей.— …Но — в белый мрамор вязь роз Афродите, В триметры драм бред победных Медей! …Тоги; дороги, что меч; влечь под иго Всех; в речи медь; метить все: А и В.— …Тут же суд: путь в катакомбы; владыки Душ; плач; о ком бы? плач, Рим, по тебе! …Замок, забрало, железо, лязг копий; Трель трубадура к окну; муж и честь.— …Брат ли Кабраль кораблю? индских копей Золото фландрский банкир тщится счесть… …Дальше!.. Вопль толп; радио с небоскреба… Дальше!.. Жизнь воль; Марс в союз; враг с планет.— И… …Вновь у башни троянской (из гроба!) Старцев спор, выдать Елену иль нет.— Круг всех веков, где дикарь в uber Mensch'e; [11] Все, все — во мне! рать сдержать сил не трать! Бей в пулемет, нынь! рядов не уменьшить! В ширь, в высь растут лейбниц-глифы, тетрадь!

11

Сверхчеловек ( нем.).

11 января 1923

Елена у Парида

Идет, безвольно уступая, — Власть Афродиты рокова! — Но в вихре мыслей боль тупая, Как иглы первые слова: «Пришел ты с битвы? Лучше, бедный, Ты б в ней погиб! — разил мой муж Ты хвастал свить венец победный, Здесь, как беглец, ты почему ж? Иди, в бой вновь кличь Менелая! Нет! мал ты для мужских мерил! Из ратных бурь — прочь! не желая, Чтоб медью царь тебя смирил!» Но, в благовонной мгле, на ложе, Где локтем пух лебяжий смят, Прекрасней всех и всех моложе Ей Парид, чьи глаза томят: «Нет, не печаль! Судьба хотела, Чтоб ныне победил Атрид. Я после побежду. Но тело Теперь от жгучих жажд горит. Так не желал я ввек! иная Страсть жечь мне сердце не могла. В тот час, когда с тобой Краная Нас первой ночью сопрягла!» И никнет (в сеть глубин уловы!) Елена — в пламя рук, на дно, А Афродиты смех перловый — Как вязь двух, спаянных в одно.

7 мая 1922

Диадохи

Искали царств, дробили грады, Бросая здесь, там зиждя трон; Битв смена — путь их; им награды — Груз

диадем, цепь из корон. Народ? он — ставка. На кон брошен, Да ждет, чья кость решит игру! Как сметь судить? кто в споре спрошен? Рок тысяч — у царя в шатру! Эллада, край Хеми, круг Персии, Все — Зевс для них ковром постлал; И им же дев бактрийских перси, Китайский шелк, Индийский дал… Скиптр Александра, строг и страшен, Взнесен, — жезл к строю грозных древк; Им каждый сон в огонь раскрашен; Полиоркет — он, тот — Селевк! «Достойнейший» не встал. Пусть. В шквалах Дней, гулких отзвуком громов, Рос вширь, в пределах небывалых; Союз племен под скреп умов. Центр слал свой свет в периферии; В сталь — злато, в Запад тек Восток; Угль стыл; сквозь пепл Александрии Взносили ввысь живой росток. Гудел гигантский горн вселенной; Месил века; гас, отпылав.— Чтоб в тот же мир, в срок Рима — пленный, Влил в жизнь тысячелетний сплав.

12 марта 1923

Бодлер

Давно, когда модно дышали пачули, И лица солидно склонялись в лансье, Ты ветер широт небывалых почуял, Сквозь шелест шелков и из волн валансьен. Ты дрожью вагона, ты волью фрегата Мечтал, чтоб достичь тех иных берегов, Где гидрами — тигр, где иглой — алигатор, И тех, что еще скрыты в завес веков. Лорнируя жизнь в призму горьких иронии, Ты видел насквозь остова Second Empire [12] , В салонах, из лож, меж кутил, на перроне, — К парижской толпе припадал, как вампир. Чтоб, впитая кровь, сок тлетворный, размолот, Из тигеля мыслей тек сталью стихов, Чтоб лезвия смерти ложились под молот В том ритме, что был вой вселенских мехов! Твой вопль, к сатане, твой наказ каинитам, Взлет с падали мух, стон лесбийских «epaves» [13] — Над скорченным миром, с надиров к зенитам, Зажглись, черной молнией в годы упав. Скорбя, как Улисс, в далях чуждых, по дыму, Изгнанник с планеты грядущей, ты ждал, Что новые люди гром палиц подымут — Разбить мертвый холод блестящих кандал. Но вальсы скользили, — пусть ближе к Седану; Пачули пьянили, — пусть к бездне коммун. Ты умер, с Нево видя край, вам не данный, Маяк меж твоих «маяков», — но кому?

12

Вторая империя ( фр.).

13

Обломки ( фр.).

26 августа 1923

Вариации на тему «Медного всадника»

Над омраченным Петроградом Дышал ноябрь осенним хладом. Дождь мелкий моросил. Туман Все облекал в плащ затрапезный. Все тот же медный великан, Топча змею, скакал над бездной. Там, у ограды, преклонен, Громадой камня отенен, Стоял он. Мыслей вихрь слепящий Летел, взвивая ряд картин, — Надежд, падений и годин. Вот — вечер; тот же город спящий, Здесь двое под одним плащом Стоят, кропимые дождем, Укрыты сумрачным гранитом, Спиной к приподнятым копытам. Как тесно руки двух слиты! Вольнолюбивые мечты Спешат признаньями меняться; Встает в грядущем день, когда Народы мира навсегда В одну семью соединятся. Но годы шли. Другой не тут. И рати царские метут Литвы мятежной прах кровавый Под грозный зов его стихов. И заглушат ли гулы славы Вопль здесь встающих голосов, Где первой вольности предтечи Легли под взрывами картечи! Иль слабый стон, каким душа Вильгельма плачет с Иртыша! А тот же, пристально-суровый Гигант, взнесенный на скале! Ужасен ты в окрестной мгле, Ты, демон площади Петровой! Виденье призрачных сибилл, В змею — коня копыта вбил, Уздой железной взвил Россию, Чтоб двух племен гнев, стыд и страх, Как укрощенную стихию, Праправнук мог топтать во прах! Он поднял взор. Его чело К решетке хладной прилегло, И мыслей вихрь вскрутился, черный, Зубцами молний искривлен. «Добро, строитель чудотворный! Ужо тебе!» — Так думал он. И сквозь безумное мечтанье, Как будто грома грохотанье, Он слышал топот роковой. Уже пуста была ограда, Уже скакал по камням града — Над мутно плещущей Невой — С рукой простертой Всадник Медный. Куда он мчал слепой порыв? И, исполину путь закрыв, С лучом рассвета, бело-бледный, Стоял в веках Евгений бедный.

28 октября 1923

Мысленно

Мысленно, да!

Мысленно, да! но с какой напряженностью Сквозь окна из книг озираем весь мир мы! Я пластался мечтой над огромной сожженностью Сахары, тонул в знойных зарослях Бирмы; Я следил, веки сжав, как с руки краснокожего, Вся в перьях, летя, пела смерти вестунья; Я слушал, чтоб в строфы влить звука похожего Твой грохот, твой дым, в твердь, Мози-оа-Тунья! Сто раз, нет, сто сотен, пока свое пол-лица Земля крыла в сумрак, — покой океанам! — Я белкой метался к полюсу с полюса, Вдоль всех параллелей, по всем меридианам. Все хребты твои знаю, все пропасти в кратерах, Травы всяческих памп, всех Мальстрёмов содомы: Мой стимер, где б ни был, — в знакомых фарватерах, Мой авто — всюду гость, мой биплан — всюду дома! И как часто, сорван с комка зеленого, Той же волей взрезал я мировое пространство, Спеша по путям светодня миллионного, Чтоб хоры светил мне кричали: «Постранствуй!» И с Марса, с Венеры, с синего Сирия Созерцал, постигал жизнь в кругу необъятном, Где миг — мига в веках — наш Египет — Ассирия, А «я» — электрон, что покинул свой атом!