Том 3. Стихотворения 1918-1924

Брюсов Валерий Яковлевич

21 января 1924

Явь

Опрокинут, распластан, рассужен врозь Призрак мира от солнц до бацилл… Но в зрачки, в их тигриную суженность, По заре серый дождь моросил. Там по памяти, в комнатах замкнутых, Бродят цифры, года, имена… А голодный крестьянин в глаза кнутом Клячу бьет от пустого гумна. Сны вершин в бармах Фета и Тютчева, В кружевах Гете иль Малларме… Но их вязь — план чьей драмы? этюд чего? Их распев — ах, лишь в нашем уме! День Флориды — ночь Уэльса. Но иначе — Изотермы жгут тысячу тел: Топчут Гамлета Хорь-и-Калинычи, Домби дамбами давят Отелл. Говори: это — песня! лениво лги Там, в тетради, чертами чернил: Но, быть может, писк муромской иволги Кровью каплет в египетский Нил. Колбы,

тигли, рефракторы, скальпели Режут, лижут, свежат жизнь, — но вот Явь — лишь эти за окнами капли и Поцелуй в час полночных свобод.

24 апреля 1923

Как листья в осень

«Как листья в осень…» — вновь слова Гомера. Жить, счет ведя, как умирают вкруг… Так что ж ты, жизнь? — чужой мечты химера? И нет устоев, нет порук! Как листья в осень! Лист весенний зелен; Октябрьский желт; под рыхлым снегом — гниль… Я — мысль! я — воля!.. С пулей или зельем Встал враг. Труп и живой — враги ль? Был секстильон; впредь будут секстильоны… Мозг — миру центр; но срезан луч лучом. В глазет — грудь швей, в свинец — Наполеоны! Грусть обо всех — скорбь ни об чем! Так сдаться? Нет! Ум не согнул ли выи Стихий? узду не вбил ли молньям в рот? Мы жаждем гнуть орбитные кривые, Земле дав новый поворот. Так что ж не встать бойцом, смерть, пред тобой нам, С природой власть по всем концам двоя? Ты к нам идешь, грозясь ножом разбойным; Мы — судия, мы — казнь твоя. Не листья в осень, праздный прах, который Лишь перегной для свежих всходов, — нет! Царям над жизнью, нам, селить просторы Иных миров, иных планет!

6 января 1924

Атавизм

Поэты — пророки! но много ли стих их, Пусть певчий, расскажет об том нам, Что в гибельной глуби их призрачных психик Спит сном утомленным и томным? Да! фон небоскребов, бипланов и трамов, Листок с котировкой банкнота; Но сзади дикарь, испещренный от шрамов; След тигра иль только енота! Нет, больше! там — примат, иль ящер, иль даже Медуза и тускль протоплазмы! И нет препарата (с патентом!) в продаже, Чтоб с кошачьим сблизили глаз мы! И только? Но также и мост (вспомним Ницше), Бессмертный с копытом Силена! И ты, человек, будешь некогда — низший Тип, рядом с владыкой вселенной! Поэты-пророки! вмещайте же в стих свой Ту дрожь, чем живет головастик! Мы смеем так делать! отметим мы с лихвой Грядущий восторг голой власти!

16 июля 1923

Хвала зрению

Зелен березами, липами, кленами, Травами зелен, в цветах синь, желт, ал, В облаке жемчуг с краями калеными, В речке сапфир, луч! вселенский кристалл! В воздухе, в вольности, с волнами, смятыми В песне, в бубенчике, в шелесте нив; С зыбью, раскинутой тминами, мятами, Сеном, брусникой; где, даль осенив, Тучка нечаянно свежестью с нежностью Зной опознала, чтоб скрыться скорей; Где мед и дыня в дыханьи, — над внешностью Вечной, над призраком сущностей, — рей! Вкус! осязанье! звук! запах! — над слитыми В музыку, свет! ты взмыл скиптром-смычком: Радугой режь — дни, ночь — аэролитами, Вой Этной ввысь, пой внизу светлячком! Слышать, вкусить, надышаться, притронуться — Сладость! но луч в лучшем! в высшем! в святом! Яркость природы! Земля! в сказках «трон отца»! Быть с тобой! взять тебя глазом! все в том!

26 июля 1922

В деревне

Не память…

Как дни тревожит сон вчерашний, Не память, — зов, хмельней вина, — Зовет в поля, где комья пашни Бьет в плуг, цепляясь, целина. Рука гудит наследьем кровным — Сев разметать, в ладонь собрав, Цеп над снопом обрушить; ровным Размахом срезать роскошь трав. Во мне вдруг вздрогнет доля деда, Кто вел соху под барский бич… И (клич сквозь ночь!) я снова, где-то, — Всё тот же старый костромич. И с солнцем тают (радуг льдины!) Витражи стран, кулисы книг: Идет, вдоль всей земли единый, Русь, твой синеющий сошник! Мужичья Русь! Там, вне заводов, Без фабрик, — обреченный край, Где кроет бор под бурей сводов, Где домовой прет спать в сарай, — Как ты в мечты стучишь огнивом? Не память, — зов, хмельней вина, — К стогам снегов, к весенним нивам, Где с Волгой делит дол Двина!

30 сентября 1923

Родное

Березка

любая в губернии Горько сгорблена грузом веков, Но не тех, что, в Беарне ли, в Берне ли, Гнули спину иных мужиков. Русский говор, — всеянный, вгребленный В память, — ропщет, не липы ль в бреду? Что нам звоны латыни серебряной: Плавим в золото нашу руду! Путь широк по векам! Ничего ему, Если всем — к тем же вехам, на пир; Где-то в Пушкинской глуби по-своему Отражен, склон звездистый, Шекспир. А кошмар, всё, что мыкали, путь держа С тьмы Батыя до первой зари, Бьет буруном, в мечтах (не до удержа!): Мономахи, монахи, цари! Пусть не кровью здоровой из вен Земля: То над ней алый стяг, — трезвый Труд!.. Но с пристрастии извечного вензеля Зовы воль, в день один, не сотрут! Давних далей сбываньем тревожимы, Все ж мы ждем у былых берегов, В красоте наших нив над Поволжьями, Нежных весен и синих снегов!

8 марта 1923

Из лесной жути

Один — в лесную жуть, когда на муть речную Луной наведены белесые глаза: Качнуть извет ветвей, спугнуть мечту ночную И тихо покатить колеса-голоса; Ждать, как, растя, крутясь, наполнит чуткий шорох Все тропы тишины, меж корней, вдоль вершин: Скок диких коней, бег шотландских пони в шорах; Скрип древних колесниц, всхлип лимузинных шин; Следить, как там, в тени, где тонь трясинных топей, Где брешь в орешнике, где млеет мох века, — Плетясь, в туман всплывут сны пройденных утопий, Под смех русалочий, под взвизг лесовика; Гадать, что с выси есть мощь сил неудержимых. Винт воль, скликающих со звезд свою родню, Что в мировых тисках, в их неживых зажимах, Глубь человечества мелеет день ко дню; И вдруг на луг, к луне, вкруг речки, скоро белой B дожде зари, стряхнув слезу с листка ль, с лица ль, Поняв, что камней шквал то, в чаще оробелой, Встал, меж гостей с планет, германский Рюбецаль.

16–17 июня 1922

Умильные слова

Июньских сумерек лесная Тишь, где все вычерты чисты, И свисла сеть волосяная Пред белой строчкой бересты. Откуда? — юность не на дно ли Все сбросила, и кто принес? Не сны глициний и магнолий, А северную сонь берез? Гуди, сквозь годы, рой осиный: Эрлкёниг, Рейн, бред Лорелей… Как блекнешь ты под дрожь осины, В томленьи мят с родных нолей! Иль кровь, до внуков, донесла нам Те взлеты кос, те взблестки сох, И мох, ласкавший лоб Русланов, В стовековой зной не иссох? А заводь речки за отлогом Ждет взгляда — подсказать про стих, Где, старым ямбом, старым слогом, Крен слов, умильных и простых.

22 июня 1922

Лесная тьма

Безлюдье. Глушь. Зеленоватый Свет. Но в тиши есть голоса, — Те, чем живут, те, чем чреваты В июльски жаркий день леса. Писк птицы; стрекот насекомых; Скрип двух стволов; да вдалеке, Меж звуков чуждых, но знакомых, Моторной лодки треск в реке. Нет! чу! еще! сквозь мириады Зеленых листьев — плащ земной — Шум, что не ведали дриады; Гудит пропеллер надо мной. Не знаю, здесь, где полюс близко, Блуждал ли древле старый Пан, — Но хищным шипом василиска Его встревожил бы биплан. Гуд оживленного металла Прорезал дали; власть ума Богов Эллады разметала, И светит вдруг лесная тьма. Шум листьев в сумрачном хорале Притих; идут, смелей, грозней, Электроплуг, электротраллер, Чудовища грядущих дней.

19 июля 1923

Дождь перед ночью

Брел дождь, расчетливо-скупой, А тучи смачно висли брюхом, Чтоб ветер вдруг рванул скобой, Вдруг взвизгнул по сенным краюхам. Рожь полегла, уткнув носы; В лоск были лбы изб и овинов; И это — тьма, как жужжь осы, Валилась вниз живой лавиной. Вниз, вдаль, за грань, верблюжий горб Земли (путь — пустошь океана), Чтоб чей-то край, и дюж и горд, Ее вплел в пальмы и лианы, — Где нынче свет, блеск, веер вех, Шум пум, змей смесь, гребни колибри… Край, где вся явь жжет фейерверк, Где жизнь — наш сон в ином калибре. Оса, жужжа, свалила тьму; Дождь сорвался; вихрь прыгнул в это… Жми вплоть, меридиан, тесьму, Где миг (миг всем) — грань мглы и света!