Том 4. Часть 2. Голливуд. Конец немого кино. 1919-1929
Шрифт:
В своем немом шедевре «Земля» (1930) Довженко обращается к трем «вечным» лирическим темам: любви, смерти и неисчерпаемо плодородной природе. Фильм, как и «Старое и новое», рассказывает о современных проблемах и трудностях коллективизации сельского хозяйства.
«Старик (Н. Надемский) умирает с улыбкой на лице, иа куче яблок. Семья оплакивает его. Но еще большее «горе» у кулаков: на крестьянской сходке идет речь об объединении в колхоз. На поле выезжает трактор: радиатор дымится. Трактористы заливают его, справляя малую нужду. Жатва на красивых комбайнах. Ночная идиллия крестьянки (Е. Максимова) и молодого колхозника (С. Свашенко). Он уходит и попадает под пули кулацкого сына (П. Масоха). Собравшиеся вокруг тела убитого родственники прогоняют попа; на похоронах молодежь
Довженко так комментирует темы и методы своего фильма: «Я хотел показать украинскую деревню 1929 года, то есть в эпоху проходивших в ней как экономических изменений, так и изменений в мышлении крестьян. Мои принципы: 1 —сама по себе тема не интересует, она должна максимально выражать главные социальные формы; 2 — я работаю над типичным материалом и использую синтетический метод; мои герои — представители своего класса, их жесты тоже классовые; 3 — материал моих фильмов в какой-то момент становится до крайности сконцентрированным, и тогда я провожу его через призму эмоций, которые вдыхают в него жизнь и делают красноречивым. Я никогда не отношусь безразлично к материалу. Надо уметь сильно любить и ненавидеть, иначе произведение останется догматичным и сухим. Я работаю с актерами, но гораздо больше — с людьми из толпы. Этого требует материал. Не надо бояться привлечь непрофессиональных актеров. Надо помнить, что каждый человек способен однажды прекрасно сыграть в кино самого себя» (1930).
Он выделял такие подробности своего метода: «Я с самого начала решил не пользоваться никакими спецэффектами, кинотрюками, акробатической техникой. Все должно быть просто. В качестве темы я выбрал землю.
На этой земле — хата, в ней живут простые люди, происходящие события банальны. Представители различных организаций просмотрели мой фильм тридцать два раза. Лишь после этого его смогла увидеть широкая публика».
Та среда, изображение которой не удавалось Эйзенштейну, находила идеальное выражение в фильмах крестьянина Довженко. Он принес в кнно страстность большого художника-живописца. Некоторые пластические лейтмотивы потрясали своей искренностью: пахотное поле под огромным, затянутым облаками небом; колышущаяся под солнечными лучами нива; кучи яблок под осенним дождем; подсолнечник, национальный цветок Украины. «Биологическая, пантеистская», по словам самого Довженко, концепция режиссера отчетливее всего проявилась в центральном эпизоде фильма.
Деревня. Ночь. Хаты. Сады. Сгибающиеся под собственной тяжестью головы подсолнухов. Повсюду в теплом летнем воздухе застывшие пары влюбленных. Руки парией, обнимающие нежный девичий стан; губы, прильнувшие к губам. Влюбленные слиты в едином дыхании, и их дыхание — единственное движение, оживляющее эти фигуры, застывшие в экстазе, чувственность которого не имеет равного в истории кинематографии. В этой толпе мы видим героя фильма, колхозного активиста Василя, в объятиях своей невесты. Он уходит от нее, медленно бредет по дороге между плетнями, закрыв глаза, точно желая удержать в памяти образ любимой. Потом, один в ночи, он резко пускается в бешеный пляс, который ускоряется, ширится и вдруг обрывается. Герой падает. Он убит выстрелом нз засады. Эпизод, начавшийся статическим планом любовного экстаза, заканчивается столь же статическим планом мертвого тела. За ним следует сцена похорон. Убитый лежит в гробу, его лицо открыто. Его провожают парни и девушки, которые поют песни в ритме почти веселом. Они идут по деревне; листва и ветви деревьев склоняются под тяжестью зрелых плодов и почти касаются лица покойного. Беременная женщина крестится при виде похоронной процессии, она уже чувствует предродовые болн...
Не стоит труда искать в «Кнноглазе» Дзиги Вертова, в грохоте цимбал эйзенштейновских аттракционов и в искусных модуляциях
В октябре 1930 года я приехал в СССР вместе с Луи Арагоном и Эльзой Триоле. Мы были приглашены как делегаты от Франции на Конгресс революционных писателей, который проходил в Харькове в ноябре 1930 года и куда были приглашены писатели многих стран. Арагон, уже известный во Франции, по праву занимал место среди своих собратьев по перу, в то время как вся моя литературная деятельность в то время сводилась к нескольким статьям, опубликованным в различных авангардистских журналах. Так как мы находились на земле Украины, нас пригласили посмотреть последние украинские фильмы. Это были «Земля» Довженко и «Весной» Михаила Кауфмана.
«Земля» произвела на нас глубочайшее впечатление, о чем свидетельствуют строки «Неоконченного романа», одного из лучших и наиболее популярных произведений Арагона, написанного в 1956 году. После рассказа об экономических трудностях СССР в 1930 году поэт пишет в нем:
«Откуда же в скудном свете тех незабытых лет Вдруг свершается чудо, загорается яркий свет? Когда я впервые почувствовал взгляд человеческих
глаз?
Когда от слов незнакомца вздрогнул я в первый раз? Это было как откровенье, как будто добрая весть. Ощущенье глухого, узнавшего, что в мире музыка
есть,
Немого, внезапно понявшего, что слово его звучит. Тень для меня наполнилась довженковским светом
в ночи.
Фильм назывался «Земля». Я вспоминаю опять. Лунный свет был так удивителен, что хотелось только
молчать» *.
Из этих строк понятно, что фильм Довженко произвел на нас в Харькове впечатление, сравнимое разве что
* Перевод Маргариты Алигер. Цит. по кн.: Арагон Л. Собр. соч. в 11-ти т., т. 9. М., 1960, с. 578—579.
с-тем, которое на нас три дня спустя произвела самая большая стройка социализма — Днепрогэс. За дни, проведенные нами на Украине, мы пережили настоящий внутренний переворот, и, когда в мае 1932 года нам пришлось выбирать между сюрреализмом и коммунизмом, мы решили остаться коммунистами, принеся в жертву дружбу с дорогими и близкими нам людьми.
Один из наших споров с другими сюрреалистами возник в 1931 году, потому что они не разделяли нашей оценки фильма «Земля» и не понимали нашего восхищения этой «яблочной историей».
Безусловно, открытие Довженко, большого лирического и эпического поэта, не могло сравниться с впечатлением от увиденного на Днепрогэсе, но эти два события дополнили друг друга. Для интеллигенции, как и для широкой публики, великое произведение искусства дает возможность глубже проникнуть в смысл истории. И мы были глубоко потрясены чувством «безумной любви», побеждающей смерть, которым наполнены последние кадры «Землн», вошедшей позднее в число десяти лучших фильмов всех времен и народов (Брюссель, 1958*).
Стиль, темперамент и темы четырех величайших мастеров советского кино поражают прежде всего их полйой противоположностью. И все же даже эта «великолепная четверка» далеко не в полной мере отразила все тенденции богатой и бурной эпохи. Наряду с их фильмами в 1926—1930 годах советским киноискусством был создан целый ряд значительных произведений.
Расцвет творчества кинематографистов, появление различных, часто противоположных манер и стилей были облегчены национализацией кинематографа. Такая форма монополизации не закрывала возможности создания независимых кинообъединений с собственной производственной базой в различных республиках, причем все эти объединения имели свое творческое лицо. Так, наряду с «Совкино» (государственное объединение) большую роль в эти годы играли ВУФКУ на Украине и «Межрабпом-