Том 4. Перед историческим рубежом. Политическая хроника

Троцкий Лев Давидович

"Речь" в сущности не против двусмысленности вообще, — что сталось бы с либеральной мыслью, если б отнять у нее пищу двусмысленных формул и оборотов! — нет, «Речь» против данной формулы потому, что ее двусмысленность слишком прозрачна и революционно скомпрометирована.

"Полновластная Дума, — пишет газета, — этот термин уже был использован партийно, в противоположность пониманию задач Думы партией народной свободы. Мало того, именно пропаганда идеи "полновластной Думы" и оказалась тем предлогом, который дал разгону Думы некоторую внешнюю видимость законности. Таким образом, с точки зрения партии народной свободы, если есть какой-либо лозунг, употребления которого надо избегать, как не только двусмысленного, но и крайне опасного, то это именно есть лозунг "полновластной Думы".

"Речь" с своей стороны предлагает объединительную платформу, превосходную в своей простоте: 1) возвращение во вторую Думу старого думского (т.-е. кадетского) большинства; 2) образование министерства из думского большинства, т.-е. из кадетов. Словом, умная и добрая «Речь» предлагает нам такую тактику, что остается только спросить: как же мы стали бы действовать в том случае, если бы просто стали кадетами? Именно так, как рекомендует «Речь»: мы призывали бы всех голосовать за кадетов и требовали бы кадетского министерства.

Но так как обновленную Россию мы надеемся извлечь не из портфеля г. Милюкова; так как, по нашему разумению, для очистки самодержавных конюшен, из которых еще не выведены их постояльцы, нужно нечто большее, чем пять-шесть «призванных» к власти либеральных добряков; так как у нас есть сверх того кое-какие обязательства по отношению к пролетариату, которых никто за нас не выполнит, — то мы со всей почтительностью вынуждены отказаться от предлагаемого нам превращения в рабочий хор при кадетских солистах.

Из рассуждений «Речи» следуют во всяком случае два вывода.

Первый мы уже формулировали по другому поводу выше: социал-демократия обличает либералов за непоследовательность их либерализма, за несогласованность их тактики с их собственной демократической или полудемократической программой; либералы же ставят нам неизменно в вину то, что в нашей тактике мы стоим на почве классовой борьбы, что мы революционные социалисты, что мы не либералы, что мы не плохие либералы, что мы не представляем копии с наших критиков и противников. Мы требуем от либералов, чтоб они были верны себе. Либералы требуют от нас, чтобы мы превратились в свою противоположность. Оттого социалистическая критика получает моральное содержание и практически действенна, — тогда как критика, исходящая от либерализма, расплывается в беспредметных иеремиадах. Оттого социалистическая критика всюду шаг за шагом вырывает почву из-под ног либерализма.

Второй вывод, тесно связанный с первым, таков. При резко выраженной, многообразной и сложной политической борьбе социальной демократии и демократии буржуазной, наивно мечтать об установлении между ними "божьего мира" на избирательный сезон; и еще наивнее думать, что этот мир может быть достигнут путем двусмысленных формул и словесных обходов. Как ртутный столб барометра, либерализм держится на известной высоте только по внешним давлением — под давлением революционных масс. Мы можем воздействовать на либерализм лишь постольку, поскольку мы воздействуем на массы. Если мы начинаем лавировать между революционными и либеральными лозунгами и менять их в зависимости от преходящих настроений буржуазной демократии, если мы вступаем на путь той якобы реалистической политики, которая на самом деле есть жалкий импрессионизм, мы вносим только замешательство в сознание массы и повышаем требовательность и косность либерализма, — косность — по отношению к абсолютизму, требовательность — по отношению к нам. Стоит нам сегодня сделать шаг навстречу либерализму, — и либерализм сделает немедленно два шага в сторону реакции; в результате он окажется от нас дальше, чем был вчера. Еще только на днях они мечтали о соглашении с социал-демократами без всяких условий и ограничений, — теперь, когда вопрос о сделках с кадетами занял в нашей партийной жизни непропорционально большое место, когда из нашей среды стали выдвигаться объединительные формулы, имеющие своей тенденцией превратить технические соглашения в политический блок, кадеты не только не растрогались и не пошли нам навстречу, но, наоборот, повысили свою требовательность до таких пределов, что даже г-жа Кускова потеряла всякое терпение. Выходит, будто наш утонченный «такт» питает их бестактность. Кадеты говорят нам: "Вы хотите соглашения? прекрасно! вот вам лозунги: кадетская Дума и кадетские министры по приглашению из Царского Села. Все, что сверх этого, то от лукавого!"

— Позвольте, господа, вы слегка забываетесь, мы вовсе не просили у вас ваших лозунгов, — сохраните их при себе до того момента, пока массы, на которые мы опираемся, не заставят вас изменить их — или не выбросят вас за ворота вместе с вашими лозунгами. Все, чего мы хотим, это — избирательные соглашения в тех случаях, когда необходимо будет совместными голосами помешать избранию черных кандидатов. Для того, чтобы такие соглашения были возможны, вы должны только считать для себя более выгодным иметь в Думе налево от себя социал-демократов, чем направо — черносотенцев. Но для того, чтобы внушить вам такое представление о нас, мы ни одного волоса не сдвинем на нашей голове.

Не доктринерство, а самый глубокий реалистический расчет не позволяют нам во имя мнимого объединения ставить между партией и массой ширмы двусмысленных лозунгов.

"A force de se cacher aux autres on finit par ne plus se retrouver soi-meme"… говорится в одной драме Метерлинка. "Пряча свою душу от других, кончаешь тем, что и сам перестаешь находить ее". Это относится не только к индивидуальной, но и к коллективной душе политических партий.

VII

Нам необходимо иметь в Думе группу социал-демократических депутатов, которые были бы способны не только с честью представлять партию в политических дебатах, но и стать в центре всего того народного движения, которое завяжется вокруг Думы и которое подчинит себе Думу. С этой точки зрения для нас не имеет самостоятельного значения, проведем ли мы в Думу 10, 15 или 30 депутатов. На большинство мы, разумеется, не надеемся. Каждый депутат в отдельности для нас ценен лишь постольку, поскольку он фиксирует на себе, как на представителе ясно очерченной партии, внимание своих избирателей и тем организует их вокруг социал-демократии. Но это будет достигнуто лишь в том случае, если кандидат нашей партии пройдет в результате резко выраженной политической конкуренции со всеми другими партиями. Всякое общее соглашение, упреждающее избирательную агитацию и связывающее ее объединительной платформой, заранее обесценивает для нас, как социал-демократов, благоприятный исход выборов. Совершенно недостойно нашей партии, скажу я прямо, сосредоточивать столько внимания и страсти вокруг такого третьестепенного вопроса, как соглашения с кадетами. Будут или не будут соглашения, во многих местах или в немногих, на первой или второй стадии, мы должны сейчас сосредоточить всю свою энергию на создании благоприятных условий как для этих возможных соглашений, так и вообще для исхода всей избирательной кампании. А такие условия может создать только свободная, ничем не связанная политическая агитация.

Если стать на точку зрения соглашения на основе общей платформы и предварительного распределения ролей и мест, тогда в руководительницы нужно выбрать г-жу Кускову. Она укажет, как нам сесть, к тому ж у ней и ноты есть. Как истинная реалистка, г-жа Кускова исходит не из реально совершающейся партийной борьбы, выражающей разные интересы и взгляды, а из своего собственного (и потому именно для всех партий обязательного) представления

о том, чем должна быть Дума. Дума должна быть политическим микрокосмом. Поэтому буржуазная оппозиция должна заранее позаботиться о представительстве социалистической демократии, а эта последняя — о представительстве демократической буржуазии. Представительство влиятельных партий в Думе, всегда и везде являющееся результатом политического соперничества и выборной конкуренции, по плану г-жи Кусковой должно явиться делом предварительного полюбовного соглашения партий на основе того представления о задачах Думы, какое имеет… г-жа Кускова. Этот превосходный политический реализм, который так и дышит интеллигентской газетной канцелярией, нашел в «Товарище» целый ряд сторонников. Г. Хижняков^* взял на себя задачу предостеречь партии от имени беспартийного избирателя. "Каждая партия, — пишет он, — для нас неудовлетворительна, если она одна, ибо она одна не может представить собою всех слоев и всех действующих прогрессивных сил… Ни в коем случае не тактика, выставленная той или иной партией в настоящий момент, должна определять отношение к выдвигаемым ею кандидатам. Ибо тактика будущего, — дело только будущего (!). Она должна решаться в Думе представителями всех тактик так, как определяется она страной… Только соглашение между партиями, — при котором партии получили бы каждая приблизительно такое число мест, какими, количественно, симпатиями она пользуется, — дает правильное решение вопроса" (N 127, курсив мой). Вот как рассуждают нынче политические реалисты, которые, впрочем, очень похожи на политических гимназистов — и притом не старше четвертого класса. Оказывается, что выборы депутатов "ни в коем случае" не должны определяться вопросами тактики, ибо "тактика будущего — дело исключительно будущего". Сам Прутков не взглянул бы на вопрос глубже. Потом оказывается, что тактика будет решаться в Думе представителями всех тактик так, как определит страна. Но каким образом в Думе окажутся необходимые представители "всех тактик", если выбор "ни в коем случае" не может определяться соображениями тактики, этого автор не указывает. Далее у него следует уже совершенно реакционная болтовня на тему о том, что лишь беспартийный избиратель, "свободный от партийной, т.-е. частной, исключительной, точки зрения, единственно способен взглянуть на дело с точки зрения общих интересов". Беспартийность обывателя, т.-е. его политическая отсталость, бесформенность, некультурность и пассивность, возводится в доблесть. Партийной позиции, совершенно в духе блаженной памяти 80-х годов, противопоставляется "точка зрения общих интересов". Если она у вас есть, эта точка зрения, то вы обязаны ее положить в основу вашей программы и на этой программе строить новую партию. А если вы этого не делаете, значит, ваша точка зрения для дела "общих интересов" не стоит выеденного яйца. Впрочем, мы сейчас вовсе не имеем в виду объяснять политическим реалистам, гимназистам и гимназисткам старшего возраста связь между партийностью и общими интересами. Достаточно установить, что г. Хижняков совершенно напрасно берет на себя труд высказываться от имени беспартийного избирателя. Этот последний вовсе не отличается той претенциозностью, которою его наделяет от собственных избытков публицист «Товарища». Обыватель непартиен в одной своей части потому, что он безнадежно пассивен, в другой — потому, что он еще не успел определить своих партийных симпатий. Помочь ему в этом деле, дать ему возможность свою ревность об "общих интересах" перевести на язык программы и превратить в политическую деятельность — задача партий. Блок между ними, несомненно, затруднил бы политическое самоопределение обывателя; свободная конкуренция, наоборот, облегчит выбор. Изображать этого отсталого избирателя каким-то таинственным надпартийным существом, которое блюдет высшие интересы страны, могут только доктринеры беспартийности, эти бедные интеллигентские создания, ютящиеся в каждой междупартийной щели.

Политика доктринеров «Товарища» — политика диагонали. В реальной жизни участвуют живые общественные силы, от которых берут свое начало политические партии. Роль партий определяется соотношением сил. Общая политика идет по диагонали параллелограма, сторонами которого являются действующие силы. Равнодействующая не есть нечто самостоятельное, она лишь производный результат образующих. Каждому сознательному пролетарию, части огромного целого, совершенно ясно, что для того, чтобы отклонить равнодействующую в свою сторону, необходимо развить наивысшую энергию в направлении своих классовых интересов. В той или иной мере этот закон ясен всем социальным элементам с более или менее выраженной классовой физиономией. Но интеллигент, оторванный от массовой практики, особенно если это публицист, привыкший к литературно-политическим спекуляциям, легко приходит к мысли, что вместо того, чтобы определить равнодействующую в процессе фактического соразмерения сил, выгоднее теоретически предопределить ее и призвать обе стороны направиться по ней без борьбы, — ибо ясно, что это даст большой выигрыш силы. Рационалисты до мозга костей, эти господа могут сколько угодно «признавать» классовую борьбу; она для них все равно остается лишь предметом метафизической спекуляции, — на практике они неизменно стремятся ее парализовать и заменить более «экономными» методами развития.

Для нас, социал-демократов, завоевание, полученное в результате массовой политической борьбы, неизмеримо более ценно, чем такое же завоевание, добытое путем закулисного соглашения, — ибо в первом случае вносится нечто нетленное в сокровищницу массового сознания, во втором — получается практический выигрыш, который так же легко упустить, как легко он был взят. Выборы для нас не простая погоня за призом в виде депутатских мест, а борьба развернутым фронтом, агитация, обличения, очные ставки, мобилизация масс вокруг социалистического знамени. А для этого нам прежде всего нужны совершенно свободные руки.

Г. Богучарский^*, тоже беспартийный доктринер, очень обеспокоен стремлением политических партий сохранить в избирательной борьбе свою независимость. "Каждая партия, — жалуется этот политик «былого», — хочет сохранить незапятнанным свое целомудрие, совершенно забывая, что, при всех своих драгоценных качествах, целомудрие имеет и один очень крупный недостаток: оно всегда бесплодно…" ("Товарищ" N 125). Нам не совсем ясно, что понимает г. Богучарский под целомудрием в политике; но нам совершенно ясно, что то поведение, к которому неустанно склоняют социал-демократию бывшие марксисты и отставные освобожденцы, есть… (мы извиняемся, но с разрешения г. Богучарского мы продолжаем его метафору) есть сплошной адюльтер, в русском переводе: прелюбодеяние. А известно, что эта — «практика» тоже не очень плодородна. И, наконец, раз уж зашла речь о бесплодности, то я позволю себе спросить г. Богучарского: что может быть бесплоднее политика-резонера из беспартийных отечественных ревизионистов, — а их уж, разумеется, никто не заподозрит в политическом целомудрии?