Том 4. Перед историческим рубежом. Политическая хроника
Шрифт:
В городах теснее всего примыкали к рабочим широкие круги интеллигенции. Школа, университет, литература, наука, пресса, — все, чем живет, кормится и дышит интеллигенция, — самодержавием попрано, исковеркано, ограблено. Гибель царизма, демократический строй, развитие техники и культуры, вот что лишь могло бы обеспечить интеллигенции свободу, достаток и полный расцвет. И она горячо сочувствовала рабочим, подхватывала их демократические лозунги, поддерживала, чем могла, их стачки и демонстрации.
Но даже и капиталисты в этот первый период революции не выступали открыто против пролетариата, а в некоторых
Всего удивительнее, однако, что даже многие помещики не без симпатии относились в эти недавние времена к стачкам и демонстрациям городских рабочих. Но и этому были свои причины. У господ дворян давно имелся свой зуб против правительства: во-первых, оно — на их взгляд — слишком щедро покровительствовало промышленникам и слишком мало пеклось о землевладельцах. Во-вторых, царская бюрократия вознеслась уже слишком высоко и нередко без всякой церемонии наступала даже на дворянские мозоли. В-третьих… в-третьих, стачки городских рабочих не причиняли помещикам ущерба: только бы сельские рабочие оставались тише воды, ниже травы.
Словом, казалось, все — против царского правительства, все — за свободу. Да недолго длилось это мнимое единодушие: без году неделю.
Первым оскалил клыки помещик. Слишком уж зловеще зашевелились у него под боком мужички. Гарью запахло в деревне: это выкуривали дворян из насиженных гнезд. "Казаков! Штыков! — завопили вчерашние земские либералы: — где власть? чего дремлет? подавайте нам сильную власть! Если политическая свобода означает для нас лишение земли, — к чорту свободу! Да здравствует самодержавная нагайка!"
Вслед за помещиком в ожесточение пришел капиталист. Конституционный манифест добыт, а рабочие не успокаиваются. Объединяются, волнуются, создают свои Советы Депутатов, самовольно сокращают рабочий день, призывают к продолжению борьбы, дезорганизуют производство, ущербляют барыш. "Довольно! Нужен порядок! Необходима сильная власть!"
В это время, т.-е. между октябрьской стачкой и декабрьским восстанием 1905 г., образовались две буржуазные партии: кадетская, опирающаяся, главным образом, на «солидную» интеллигенцию, и октябристская, состоящая из крупных капиталистов и отчасти помещиков.
Кадеты говорили: "Крестьяне! не прибегайте к революционным мерам. У нас уж есть конституция. Мы вам добудем землю мирным путем, через будущую Государственную Думу. А вы, господа помещики, не приходите в отчаянье: за вашу землю мы вам заплатим полноценной монетой из народного кармана!"
Октябристы говорили: "Капиталисты и помещики, объединяйтесь! Против
Социал-демократы говорили: "Ложь, будто у нас есть конституция. Полиция, бюрократия, армия, а значит и вся власть по-прежнему в руках царя. Ложь, будто помещики мирно уступят свои владения. Только революционной силой можно вырвать у царя власть, а у помещиков — землю".
Социал-демократы! Издав конституционный манифест, правительство не стало дожидаться созыва Думы, а выпустило свою полицию и армию на народ. Социал-демократия призвала к отпору, к восстанию, к борьбе за власть. Откликнулся лишь пролетариат. Либеральная интеллигенция робко жалась к сторонке, кадетская партия умыла руки. Октябристы образовали сочувственный хор при царских башибузуках. Крестьянство в массе своей не сознавало еще, что путь к земле лежит через труп царского самодержавия. Пролетариат оказался, таким образом, в декабре изолирован и много отдал крови своей под пулями темных деревенских парней в солдатских мундирах…
— Вы видите, — сказали кадеты: — восстание раздавлено. Не путем борьбы, а путем соглашения с монархией мы добудем для народа свободу и землю.
В первых двух Думах господствовали кадеты. Они неутомимо призывали народ к терпению и спокойствию, а правительству предлагали полюбовную сделку. И что же? Правительство не только не вняло их увещаниям, но разогнало две кадетские Думы, одну за другой, и изменило избирательный закон. Почему? Это совершенно ясно. Правительство как бы говорило кадетам: "Господа либералы! Заключив с вами сделку, успокоим ли мы народ? Разве вы отвечаете за рабочие массы? Разве за вами стоит народ? Разве он верит вам? Смотрите: у рабочих — своя собственная партия; крестьянские представители в своих требованиях также идут дальше вас. Значит и после соглашения с вами нам придется стрелять в народ картечью. Какой же нам толк заключать сделку с адвокатами и профессорами? Нет, ступайте, господа, по домам!"
Первые две Думы показали всю жалкую беспочвенность либеральной тактики соглашения. Добром ни царизм, ни дворянство не уступят ни нитки. Ласковыми словами их не проймешь. Борьба тут нужна решительная и беспощадная…
Третью Думу Столыпин составил из помещиков и крупных капиталистов. Одной ногой он стоял на шее банковского дельца Гучкова, другой — на шее помещика Маркова. Казалось, положение совершенно прочное. Но вот в последнем месяце закачался Столыпин и с ним вместе — вся Дума.
Что произошло? Да просто Гучков с Марковым слишком резко рванули государственное корыто — каждый в свою сторону. Вот равновесие и нарушилось. И это не случайность, ибо у Гучковых и у Марковых интересы разные, во многом противоречивые.
До революции между представителями капитала и землевладения был вечный антагонизм. Революция сблизила их, сковала их общим страхом перед пролетариатом и крестьянством, общей тоской по "сильной власти". Но революция стихла, страх стал понемногу испаряться, и вместе с тем противоречие интересов выступило наружу.