Том 4. Солнце ездит на оленях
Шрифт:
— Выгнали?
— Ну, так, понимаешь, по-свойски. У них серьезные разговоры, а мне в голову одно смешное лезет. И выставили. Ты куда собрался?!
— На волков.
— На волко-о-ов? — Ксандра присела, нарочито усиливая свое удивление. — Уже сбежались? Волков, говорят, ноги кормят.
— Нет, не ноги, а плохие пастухи. Пойду стрелять.
— Мне можно с тобой?
— Если будешь тихо.
— Вот несносный народ — все требуют тихо. А если я хочу громко?
— Забавляйся одна.
— Одной — не то. Одной хорошо только плакать.
— Ладно, смейся! И я буду с тобой, — сказал Колян. — А волки пусть еще побегают.
Отправились
— У нас это называется чехарда. Только прыгают не через валуны — их у нас нет, — а друг через дружку. Колян, нагнись немножко!
Он нагнулся, и она перелетела через него, а потом Колян через нее, и пошло. Лайки заразились весельем и тоже начали скакать, правда без всякого порядка, как придется.
Весь путь до падуна прошли чехардой. Ксандра, сильно уморившаяся, запыхавшаяся, сказала:
— Вот теперь самое время искать волков, больше я не могу смеяться, — и легла на камень, бессильно свесив голову и разбросав руки.
— Не надо искать, волки придут сами.
При красноватом ночном солнце водопад летел огненной лавиной. Он был гораздо больше того, что видели около Хибин.
— А есть еще больше. — И Ксандра начала припоминать знаменитые водопады, попавшие в учебник географии. Среди них оказался и знакомый Коляну — Туломский.
Подошел Сергей Петрович, крепко обнял Коляна и сказал:
— Спасибо, сто раз спасибо! Ты молодец, прямо герой! Сильно умаялся? Ну, отдохнем… — Заглянул парню в лицо добрыми печальными глазами, любовно усмехнулся — так делал в добрую минуту покойный Фома — и отпустил: — Иди ужинать.
Пошли рядом.
— Почему, за что говоришь: молодец, герой? — спросил Колян.
— Столько шел, бегал и — мне сказывали — ни разу не присел на санки.
— Лайки больше моего бегают, они больше герой. А самый первый герой — олень: он и ходит, и бегает, и еще воз тянет.
— Будь по-твоему, — согласился доктор.
Ужинали все вместе, но без собак: Катерина Павловна накормила их загодя, пока Колян и Ксандра любовались водопадом. Колян смолчал: с каждым днем он все больше привыкал уважать обычаи других людей. Чтобы не стеснять никого, спать ушел в свою куваксу.
Время по привычке продолжали делить на утро, день, вечер и ночь, хотя и было оно всегда светлое, солнечное. Так вот утром на следующий день доктор начал разговор, как быть дальше: ехать ли немедленно в Хибины или повременить. Ехать немедля была готова только одна Ксандра. Катерина Павловна определенно боялась, что кто-нибудь не выдюжит. Колян не обещал, что обратный путь будет легче, наоборот, ждал худшего. Впереди — самая комариная пора, и людям и оленям — горькая мука. Рыбак Герасим советовал перебыть у него до санной дороги. Солнце, лето, осень здесь теплей и суше, чем в Хибинах. И ехать сейчас надо две-три недели, а по снегу — всего три-четыре дня.
Ксандра сказала, что в Хибинах есть больница, лекарства.
— Мне бы на Волгу, а не в больницу, — мечтательно отозвался Сергей Петрович.
Решили ждать зиму и в тот же день оборудовали куваксу для долгой жизни: у Герасима взяли старую нарту и приспособили вместо дивана, низенький лопарский столик подняли на высокие ножки, к остову куваксы привязали оленьи рога, чтобы вешать на них одежду, полотенца, отделили занавеской небольшой
Ради встречи устроили маленький праздник. Герасим принес всякой рыбы и птицы, Катерина Павловна выставила бутылку виноградного вина, конфеты, печенье — все, привезенное из дома. Было не пьяно — каждому досталось вина меньше половины кружки, — но весело. Сперва, звонко чокаясь этими железными дорожными кружками, говорили разные пожелания: Сергею Петровичу, Катерине Павловне и Ксандре скорей вернуться на Волгу, Герасиму с женой поймать кита, Коляну вырасти длиной в хорей. Потом Ксандра так пристала к нему, что Колян спел несколько народных лопарских песенок.
С Пулозера пришел ко мне рыболов, Старый богатый рыболов с Пулозера. Принес он с собой золотую сеть, золотую сеть, серебряную. Сказал он мне: «Девушка, я поймаю тебя в золотую сеть, в серебряную. Унесу тебя далеко с собой в золотой сети, в серебряной». Засмеялась я рыболову, громко засмеялась ему, Даже за горой стало слышно: «Поздно пришел ты, старый рыболов, Поздно принес, богач рыболов, золотую сеть, серебряную. Прогадал ты свою рыбку, упустил ее. Уж давно она попала в другую сеть, Не в твою золотую, серебряную, а в простую пеньковую, плетеную. Не к тебе, богатому старику, а к бедному, Хоть и бедному, да молодому, красивому».— Еще! — закричали все. — Еще-е! — и захлопали в ладоши.
Колян не стал упрямиться и спел:
Пойду я на горы, на высокие крутые камни пойду. Возьму я с собой стрелы большие, железные копья возьму. Набью диких оленей, крупных и жирных оленей набью, Сварю я оленей и сыграю свадьбу, Веселую, пьяную свадьбу сыграю я!Коляна обнимали, кричали ему «ура».
Затем пели Ксандра и Катерина Павловна, пели и вместе и в одиночку. На радостях Сергей Петрович решил не отставать от молодежи — взял гусли и позвал всех идти за ним на волю. Там он сел на свой любимый камень и долго играл. Печальное и веселое, медленное и быстрое, в самом конце плясовое:
Ах, вы сени, мои сени, Сени новые мои… Выходила молода За новые ворота… Выпускала сокола Из правого рукава.У Ксандры все — руки, ноги, плечи — ходило ходуном, просилось в пляс. И только полная невозможность развернуться среди густо и неровно наваленных камней удерживала ее на месте.
Навеселились вдоволь. Герасим с женой ушли рыбачить, Сергей Петрович — в куваксу, отдыхать, Катерина Павловна — к реке мыть посуду. Ксандра с Коляном выпросили у Сергея Петровича гусли и остались поучиться играть на них. Колян впервые видел такой инструмент. После его «музыки» — однострунной бедняжки — гусли показались ему многоголосым, сладко звенящим чудом.