Том 5. Стихотворения 1941-1945. Статьи

Бедный Демьян

«Не то! Совсем не то!» Выходит, голова у немца – решето: Забыл он, что писал. Мы помним, что читали. Как уморительны немецкие детали: «Мы, к сожалению, давно не господа, И если так себя зовем мы иногда, Так это ж „просто так“… Нас зло оклеветали! Кой-кто из нас писал – совсем не важно кто! – Насчет немецкого всемирного господства… Так это же совсем не то! Нет никакого даже сходства! За что ж поносят нас! За что!» Их надо гладить по головке. Бывает разный плач, но самый мерзкий плач, Когда расплачется палач, Внезапно очутясь в нежданной обстановке: Суд, справедливый суд, стал угрожать ему, Придется палачу, как видно, самому Висеть на собственной веревке. Он в страхе мечется, как крыса в крысоловке: Да, он палаческим

гордился ремеслом, Хвалился жертв своих числом, Он вешал у Днепра, на Немане, на Висле. Винить его, однако, в чем! Он был, нет спору, палачом, Но палачом – в особом смысле! На виселицу он не как-нибудь волок, А к делу применял особую сноровку. Он – не палач, он – ангелок! Снимите с ангела веревку! Дела у немчуры сложились – не ахти, Так в оборот они пустили размалевку: «Фашисты – ангелы почти!» Фашистских «ангелов», родной боец, почти И, приложив к плечу винтовку, За все им честно заплати: «Коль, немец-душегуб ты „ангел во плоти“, То получи-ка „в рай“ свинцовую путевку!»

Предзнаменование^*

Осыпал звездный дождь кремлевские бойницы. Куранты древние час поздний ночи бьют. По всей стране гремит гром пушечный столицы, Родным богатырям торжественный салют! Триумф их Корсуньский войдет в века – былиной: Здесь наши славные бойцы Вождя стратегии орлиной Явили чудо-образцы! Числа трофеев их военных Не подсчитать в короткий срок. Разбита армия разбойников отменных. Убитые молчат, и хмуры лица пленных. Преступников настиг неотвратимый рок. Для идиотов «полноценных» Какой разительный урок! Пришел за ночью день. Над нами небо сине. Сверкает солнце. Даль светла. Москва ликует. А в Берлине Непроницаемая мгла. Средь штаба, метивший в Наполеоны сдуру, Сидит фашистский сверхболван. Дрожа за собственную шкуру, Он сочиняет новый «план». Но, хорохоряся с оглядкой беспокойной, Он всем нутром дрожит, как в лихорадке знойной. Как шулер пойманный, продувшийся дотла: Он знает, что его проиграны дела И что с фашистскою своей ордой разбойной Не избежать ему «котла»!

Обиженный вор^*

Один пройдошливый румын, кривой Антон (Иль по-румынски Антонеску), Рядившийся в сюртук, заношенный до блеску, Не вылезавший век из рваных панталон, Всю жизнь пиликавший на скрипочке в трактире, Вошел в лихой азарт, решил зажить пошире И у себя в квартире Устроил воровской притон: Набив замки, навесив шторы, Он принимал, поил-кормил Отчаянных воров-громил, И вместе с ними сам, как делают все воры, Чужие уважал не очень-то запоры. Сначала был Антон в «счастливой» полосе. Как мышь, сыскавшая дорожку к бакалее, Он с каждым днем жирел и делался наглее. Но вдруг и он и воры все Засыпалися с кражей: Сам обокраденный ворами гражданин, Да не один, А с обвинителем, с внушительною стражей, Накрыв притон, налег на двери – двери вон! При неприятном столь визите Заголосил вовсю Антон: «Спаси-и-и-те!.. Спаси-и-и-те!.. В обитель мирную!.. Побойтеся икон!» «Вот в том и главное, – сказал тут обвинитель, – Что мы, блюдя закон, Вошли с оружием не в мирную обитель, А в воровской притон!»

Одесса^*

Борьба ее, зверьем обложенной кругом, В анналы Родины вошла страницей славной; Сражаясь до конца с врагом, Изранена в борьбе неравной, Она свершила все, что совершить могла. Над нею, солнечной, сгустилась ночи мгла, Но, не сгибаяся под гнетом принужденья, Она уверенно ждала Дня своего освобожденья! И этот день пришел! Мы славу ей поем. Ей, для кого была честь Родины святыней! Она измучена, истерзана зверьем, Но даже в рубище своем, Сил нарастающих вновь чувствуя подъем, Храня гармонию простых и строгих линий, Она

стоит над гладью моря синей. Мы в ней черты родные узнаем И с гордостью ее зовем Красавицей и героиней!

В Крыму^*

«Что это? – Гитлер взвыл, Глаза от страху жмуря. – Потеряны – Сиваш, и Перекоп, и Керчь! На нас идет из Крыма буря!»

* * *

Не буря, подлый гад, а – смерч!

Испытанный прием^*

По сообщению берлинского корреспондента газеты «Универсул», политические и военные немецкие комментаторы рассматривают движение по отрыву германских войск от противника как новый вид немецкой стратегии на Восточном фронте.

Фашисты думали нас сокрушить войной. Мы им отпор жестокий дали! Теперь они, нажав педали, Хотят спастись любой ценой: Шут с ней, с побитою спиной! Пусть погибают хвост и грива, Нутро б лишь было спасено! Однакож и теперь дурацки и смешно Они бахвалятся – сколь эта мразь брехлива! – Своею новою «стратегией отрыва»! Подобный камуфлет и едко и умно Народ наш высмеял давно.

* * *

«Ты что пыхтишь-кряхтишь так, Федя?» «Да вот… Ух, ч-ч-ер-р-т!.. Поймал медведя!» «Медведь большой ли?» «Крупный, да! С корыто жиру обещает!» «Ну, волоки ж его сюда!» «Дык он меня не отпущает!»

* * *

Захват врага в кольцо – классический прием, И уважение к нему мы сохраняем, Так: мы – открыто признаем – В борьбе с фашистским вороньем Его охотно применяем. По существу прием каков? Охват и – трепещи душа в немецком теле! Прием – нет спору, он не нов, Но до чего ж хорош на деле!

Защитникам Родины первомайский привет!^*

Бойцам отваги беззаветной, Покрытым славою всесветной, Которым равных в мире нет, Семьей народной всей – несметной! – Мы первомайский шлем привет! Желаем вам и тем, кто старше И кто моложе всех в строю, Неутомимости на марше, Неуязвимости в бою! Желаем вам в своем отменном, Искусном мастерстве военном Достигнуть сказочных вершин! Желаем вам, чтоб в сроке скором Предстал пред вашим гордым взором Покрытый мраком и позором, Во прах поверженный Берлин! Победным сталинским маршрутом Мы все уверенно идем. С неделей каждой, с каждым днем Мы приближаемся к минутам, Когда в фашистском гаде лютом Сустав последний захрустит И громовым своим салютом Победу над немецким спрутом Москва всемирно возвестит!

Подвиг^*

Несчетным голосам, теплом согрета майским, Внимает родина, могучих сил полна, Чутьем испытанным, заботливо-хозяйским, Значенье голосов распознает она. От зеленеющих Карпат к горам Алтайским Двойной доносят гул – работа и война. Колхозные поля пропитывает влага, Кормя и зернышко и свеженький росток, Стихийна в пахарях к трудам весенним тяга. В колхозной кузнице, усердный работяга, Стучит без устали веселый молоток. Заводы, рудники, железные дороги Стремятся перекрыть вчерашних цифр итоги. Юг, север, запад и восток В могучий творческий включилися поток! В морях идут бои за честь родного флага, На суше – пушек гром, с площадок взлетных ввысь Стальные соколы взвились. Труд и военная отвага В едином подвиге слились!

Дыра за Прутом^*

Антонеску спал с лица, Жалобно захныкал, Гитлер горе-подлеца В карту носом тыкал: «Фронт наш прорван по Днестру, Русские за Прутом. Дай мне войско, чтоб дыру, Мог закрыть дыру там!» «Где ж я войска наберу! Проиграли мы игру, Лучше нас не троньте…» Гитлер хвать его и – тпру! Разве так заткнешь дыру На Восточном фронте?