Том 5. Воспоминания, сказки, пьесы, статьи
Шрифт:
П. Н. передает — среди корейцев восторг. Дишандари на мгновение становится героем на пьедестале своих подвигов. О них теперь энергично говорят. П. Н. слушает их говор и весело смеется.
— Они говорят, что каждое ваше слово как золото падает, что вы все понимаете, каждого человека знаете, что он думает. Что если б их начальники так все понимали, то Корея не хуже бы других была, а их начальники такие же глупые, как и они, и только бьют и грабят их не хуже хунхузов.
Разговор переходит к результатам наших исследований.
Они
Относительно Ялу (Амноки), откуда она вытекает, покажет завтрашний и послезавтрашний день, которые мы посвятим исследованию южной и западной стороны Пектусана.
Я говорю им, что Пектусан был прежде кратер, показываю лаву, объясняю все лежащие перед нами инструменты. Несмотря на поздний час, интерес у корейцев и наших не ослабевает.
Речь опять заходит о таинственном озере — есть ли там жизнь?
Н. Е. и его спутники говорят, что голубицы там множество, видели одну птичку.
Я спрашиваю Дишандари, что это за тропки внутри вулкана, по отсыпям, — вероятно, потоки воды?
— Нет, это изюбры ходят туда в шестую и седьмую луну, когда много оводов, а в озере нет их. Он и другие охотники тогда стерегут их у выхода, и он, Дишандари, таким образом убил на своем веку пять пантов, продал рога каждого от 200–300 рублей, по оценке начальства, которое другую половину таким образом украло у него.
— А если б вниз озера спуститься и там их подстеречь?
— Там, конечно, совсем другое бы дело. Пока они лезут на откос, их всех перестреляешь, а они ходят табуном, Толов в тридцать — пятьдесят.
— Ох ты, боже мой, — говорит Беседин, — нас бы вот так, русских, которые не боятся в озеро лазить — враз это сколько же денег? По пятьсот рублей — полторы, нет, пятнадцать тысяч.
— А теперь там и лодка есть, — говорю я. — Вот, действительно, вам, русским людям, составить артель, человек в десять, и в мае приходить сюда: жень-шень, изюбры, тигры, барсы — богатыми людьми все сделаетесь. Человека три спустились бы в озеро, а семь проходы стерегли бы. А то, если все спуститесь, вас будут стеречь, как изюбров.
И Беседин, и Бибик, и молчаливый Хапов оживленно начинают обсуждать возможность такой артельной организации.
Я с своей стороны увлекаюсь и назначаю, если такая экспедиция составится, дать им двести рублей на обзаведение с тем, чтоб они сделали промер озера.
Вот компас, вот его употребление — все новые дорожки, все входы и выходы в этой трущобе, все поселения — кто их знает? А узнав, они могут сообщить о них и получить хорошие деньги. Быть в случае надобности проводниками. Вот образец простейшего журнала, простейшей съемки, — они люди грамотные.
Но, конечно, — прежде всего надо научиться уважать хозяев здешних мест. У каждого своя религия, и нельзя смеяться над ней. О женщинах тоже надо забыть. Надо уметь и с хунхузами дружить, — они научат и корень искать, и звериные места покажут, и золото.
Два часа ночи, однако. Вот что я предлагаю корейцам: не хотят ли они поискать наших лошадей — за каждую лошадь я заплачу по пятнадцати рублей.
Корейцы согласны и сейчас же идут. Солдаты тоже решили идти искать растерянные вещи: предложили сами, — вчера они выспались и тоже сейчас идут.
3 октября
Семь часов, яркое солнце, тепло, ветру нет.
Сегодня я умываюсь. Все руки исцарапаны, в нескольких местах содрана кожа, — это результаты прошлой ночи, когда ломал ветви для костра.
И. А. возится с перекладкой вещей — отсюда мы идем уже налегке: лодку оставили на озере, палатки отправляются с корейцами обратно — изломало их, да и громоздки и мало пригодны.
По лесу несутся радостно отчаянные вопли возвращающихся корейцев:
— Гей! Ги! Ги, ги!
Гонят наших двух лошадей: слепую и белую. Вот они уж на опушке, а за ними радостные белые корейцы. Впереди, с колокольчиком на шее, умненькая белая лошадка, сзади нее, как слепой кобзарь за своим поводырем, плетется серая слепая лошадь.
Трогательная картинка.
На их спинах вьюки, их нашли в укрытой долинке, где была трава и снег.
Белая, вероятно, водила своего слепого товарища на водопой к снегу, а затем они возвращались опять в долинку.
Когда подошли к ним корейцы, белый тихо, приветливо храпнул, а серый остался таким же равнодушным, поникшим, каким был всегда.
Чтоб выбраться в эту долинку, им пришлось спускаться с очень больших круч, и как слепого учил белый ставить куда надо ногу — осталось их тайной. Но результат этой тайны — трогательная дружба между ними: они не расстаются. Белый пошел пить, и серый за ним — пили, пили. Затем белый смело подошел к мешку с овсом и рванул его зубами, серый подошел и то же самое проделал. Насыпали им овса, стали есть они, и все корейские лошади стараются присоседиться к ним. Серый с покорностью слепого равнодушен, но белый прижимает уши и ляскает зубами на все стороны, как только приближаются чужие лошади.
Моей лошади не нашли, а может быть, и не искали.
— Дракон себе взял одну, а этих сам снес в долину — лошади не сошли бы. своей силой. Этих лошадей посылает дракон, посылает с ними и счастье начальнику экспедиции, ждет его большое счастье.
С какой глубокой верой и даже завистью говорится это.
Мы поели с Н. Е. и отправляемся на исследования истоков реки Амноки.
Возвращаемся мы в Буртопой засветло, выяснив, что все овраги по направлению к Амноке сухие.
— Амнока вон где берет начало, — показывает проводник на Малый Пектусан.