Том 6. Дураки на периферии

Платонов Андрей Платонович

Конгрессмен (говорит с ящика). Господа! От лица Америки приветствую вас в сей великий торжественный час! Почему именно Ноев ковчег и почему именно Америке он дался в руки? Вот вопрос! А что нам вопросы, когда у нас на все есть ответы? Велика Америка, велика, все у нас есть. А чего у нас нету, то нам не нужно, только потому его и нету. Одного у нас не было, одного не хватало: вещи или предмета бога, какого-либо имущества прямо из библейского хозяйства, из божьего инвентаря. А эта вещь нам необходима! Так вот она, эта вещь бога, вот факт — сейчас она в моих руках! (Конгрессмен

выхватывает бревнышко-головешку, торчавшую из-под парчи останков, и показывает его всем). Вот она — божественная штука! Наука открыла нам ее в сей древней горе! Слава науке, открывающей все, что нам нужно. А почему именно Ноев ковчег? А потому, что это есть знак и прямое указание бога Америке, бог говорит: Америка, строй новый ковчег, спасай человечество! Это всем понятно!.. А если бы бог думал что-нибудь не то, то он бы дал нам в руки что-нибудь другое, а отнюдь не останки Ноева ковчега, отнюдь нет!

Горг (он очутился вблизи Конгрессмена, почти вплотную к нему). Что же именно? (И отбирает у него из рук остаток ковчега; Конгрессмен машинально отдает ему этот останок; Горг мгновенно, с неуловимой, почти невидимой ловкостью прячет останок к себе, внутрь сюртука).

Конгрессмен. Это богу известно. Одно ясно: бог говорит с Америкой! Он говорит ей: собери человечество в один ковчег, спасай его от врага!

Черчилль. От какого врага? Кто враг?

Конгрессмен. Богу и Америке известен сей враг, и каждый простой человек знает его. Только один человек не знает его. Это вы — господин Уинстон Черчилль. Уинстон Черчилль его не знает?

Герцогиня Винчестерская. А разве здесь Уинстон? Это удивительно! Он всюду, наш Уинстон, — где бог и где дьявол! Где вы, Уинстон? Подойдите ко мне!

Черчилль. Я приветствую ваше высочество! Как вы путешествовали, какова была погода на трассе?

Герцогиня Винчестерская. Ах, что мне теперь погода? У меня ракета, скорость шестьсот!.. А зачем вы сюда явились, старый большевик? Что вам здесь надо среди нас, простых религиозных людей? Вы же друг генерала Сталина, вы его старый боевой конь! Так точно — не правда ли? Думаете, мы не знаем! Вы хитрейший большевик! Подите же прочь от меня, уйдите отсюда, со святого места!

Черчилль. Благодарю вас, ваше высочество!

Агнесса Тевно (свирепо). Пустите меня! Пустите меня вперед! Где большевики? Где они, я спрашиваю!

Конгрессмен. Пропустить старуху вперед!

Черчилль. Я здесь, старуха!.. Ах, это вы! Пожалуйте, мадам Тевно!

Тевно (подойдя к Черчиллю). Да какой же это большевик? Это Черчилль-старичок! Он притворяется большевиком! Я видела большевиков, — они совсем другие мужчины! Пустите меня отсюда в Москву! В Москву меня, я в Москву хочу! Я бомбу брошу в нее, — мне бог велел!

Конгрессмен. В Москву старуху!..

Шоп. Она вооружения требует — бомбу.

Конгрессмен. Невооруженную! Не вооружать старух!

Тевно. Я здоровее бываю, я моложе себя чувствую,

когда вижу большевиков и ненавижу их. Я в Москву хочу! Помогите мне уничтожить их, а не поможете — я одна их размозжу. Вперед! Вперед!

Черчилль. Вперед, сударыня!

Конгресс к этому моменту превратился в парад людей, которые заняты тем, что показывают себя друг перед другом или любуются сами собой; они разбрелись по горе Арарат и забыли, зачем они здесь присутствуют; ковчег им уже не нужен, да и ничего им не нужно, кроме того, что обещает им личное удовольствие или наслаждение. Явившийся Селим и его помощницы обслуживают делегатов религиозно-культурного конгресса: они продают им напитки, сласти и легкую пищу. Ева вынимает из-за пазухи Горга украденную им частицу ковчега. Горг не обижается: он целует Еву в лоб. Затем тут же выхватывает частицу ковчега и подает ее Агнессе Тевно.

Горг. Возьмите вещь бога! Возьмите ее себе на помощь! Сокрушайте врага!

Тевно. Где эта вещь? (Хватает ее из рук Горга). А как она действует?

Горг. Бог сам научит вас. Осторожно! Это сильнее атомной бомбы!

Тевно. Отлично! Мне годится!

Климент (резко). Энтимпаторум-гвак-энтимпаторум-гвак!

Конгрессмен. А? Ну да! Конечно. Это… Ясно, это гвак, это конечно гвак и кощунство! Откуда она взяла кусок ковчега? Отымите его у старухи! Это кощунство!

Горг. Вы сами держали его в руках!

Конгрессмен. Так это я! Я держал и буду держать! Ковчег наш, а не твой. Откуда эта лишняя старуха?

Шоп. Из Европы. Это знаменитое международное существо! Мы сами себе враги — и от этого погибнем.

Конгрессмен. Прочь старуху в Европу!

Секерва. Прочь старуху в Европу!

Алисон. Где старуха? Дайте мне старуху! (Снимает Тевно киноаппаратом).

Общий шум. Горг бросается к Тевно, пытается отнять у нее частицу ковчега. Тевно бьет Горга по голове частицей. Горг вырывает у Тевно частицу. Все присутствующие направляются к Тевно, окружают ее как центр скандала. Горг, когда внимание всех сосредоточено на старухе Тевно, исчезает из толпы. Вот он у останков ковчега, где сейчас никого нет. Он вползает на четвереньках под золотую парчу — и выползает оттуда, держа в охапке все останки ковчега. Скрывшись на мгновение, он является вновь. Теперь у него в охапке вместо останков камни. Он их складывает под парчу и накрывает, как прежде было. Потом вмешивается в общую толпу.

Горг (как нунций Климент, тем же тоном). Энтимпаторум-гвак! Энтимпаторум-гвак! Мы победим! С нами бог и вещи его!

Конгресс снова приобретает вид парада эгоистов.

Черчилль (прогуливаясь об руку с братом и Кнутом Гамсуном, продолжает разговор с братом). Вы подумайте, я не тороплю вас. Вы нам необходимы, именно сейчас, в тяжелые опасные годы! Вы понимаете меня?

Брат. Нет, ничего не понимаю.