Том 6. Дураки на периферии
Шрифт:
Марта. Милая моя… Ты кто? Как тебя зовут? Я тебя видела где-то, давно когда-то, и забыла… Забыла я самое лучшее! Ева стенает в ответ, словно стараясь сказать что-то. Я поняла, я поняла… Прекрасная моя! Прости меня, прости меня. (Целует Еву в губы).
Цадик (подходя к Марте). Кого вы ударили — это главный, нет ли?
Марта. Главный! Нет, я не знаю.
Цадик. Главный, главный! Он
Шоп (цадику). Что вам угодно? Скорее говорите, времени нет. Видите, времени нет.
Цадик. Вижу, конечно, — времени нет. Дайте мне, пожалуйста, кусочек ковчега, — нашему государству!
Конгрессмен (подходя к Шопу). Он и у меня просил кусочек. Дать ему или нет — вы подумайте.
Шоп. Подумал: нет! Гнать его к черту! А за что ему давать?
Цадик. А зато— мы евреи и Ной есть наш родной еврей. Весь ковчег наш, а я прошу кусочек. Поймите меня — кусочек!
Шоп. Это ложь и старомодная чепуха! Ной американец! Экспедиция Боба Спринглера доказала в тридцать втором году, что Ной был живой американец. Вы помните, господа, эту экспедицию? Ее организовала компания машиностроительных заводов — «Бабкок и Вилькос».
Цадик. Не помню. Я этого не помню. А Ной еврей!..
Шоп. Американец!
Секерва (внезапно явившись). Американец! И наш президент верит так, а не иначе: Ной — американец!
Цадик. И я также верю! Ну маленький дайте кусочек! Один маленький: больше не надо, будет уже много!
Секерва. Идите и слушайте! Не раздражайте наше руководство!
Цадик. Тогда парчу подарите. Парчу с ковчега!
Конгрессмен. Парчу можно. Пусть берет, и у них государство.
Шоп. После конгресса только… После конгресса пусть сдернет с ковчега.
Цадик. Я сдерну! Парчу я сдерну!
Климент (возглашает с ящика-трибуны). Гирги-горги-георгиорум!
Шоп. Хочется мне чего-то!.. Полигнойс!
Полигнойс. Шеф! Я вас слушаю!
Шоп. Полигнойс! Закажите для меня телеграфом фирме «Зигфрид» вечерние полуботинки типа «альфа» уфиолевого оттенка, вне сорта и стандарта, мой номер сорок два.
Полигнойс. Я исполню, шеф.
Шоп. Легче стало!
Полигнойс. Я все исполню. (Про себя). Хорошо, что будет война. Пусть поразят нас большевики. (Уходив к радиопередатчику).
Сукегава (с
Брат (к японцу Сукегаве). Слушай — ты чей? Ты откуда?
Сукегава. Мы японский православный священник токийской епархии. А вы?
Брат. А мы — брат Божий. Сходи прочь!
Сукегава. Не буду сходить!
Брат. Врешь — сейчас сойдешь!
Сукегава (к ближним, слушавшим его). Как мне быть?
Конгрессмен. Брат Господень авторитетней вас — уйдите!
Сукегава исчезает с трибуны.
Супруга Чан Кай-ши (появляясь на трибуне). Человечество! Я к тебе обращаюсь, человечество! Вели отдать моему супругу Китай! Его у нас взяли неправильно, мы думали — так не может быть! Отдайте Китай моему супругу, а мы его больше никому не отдадим!
Конгрессмен. Ладно! Пожалуйте, Леон Этт!
Этт (с трибуны). Господа! Я хочу возвестить вам: что будет завтра с миром и людьми…
Голоса: Что же? Ну говори! Пожалуйста, скажите нам! Отчего раньше не говорил?
Этт. Господа! Завтра будет война. Большевики нападут на нас!
Герцогиня Винчестерская. А где мы тогда будем?
Этт. Герцогиня! Мы будем там же, где бывает мясо, пожранное псом, где сейчас находится мясо, скушанное вами вчера.
Герцогиня Винчестерская. В желудке? Пса?
Этт. Дальше, герцогиня, после желудка!
Герцогиня Винчестерская. Не понимаю. Где дальше, где после?
Этт. Простите, герцогиня… Итак, господа, завтра, возможно ранее полудня или позже него, начнется мировая война.
Тевно. Старо, глупо, господин профессор! Завтра — значит никогда.
Конгрессмен. Глупо! Прошу вас, мистер Уинстон!
Черчилль (появляется на ящике-трибуне; Этт исчезает). Правильно, мадам Тевно: завтра — значит никогда; война теперь начаться не может, она уже началась… Леди и джентльмены, господа! Все мы — дети единого небесного бога-отца, — да святится имя его! — но непослушные дети. Бог дал нам в руки атомную силу, сказав этим: приведите жизнь на земле в порядок, — а мы не послушались его!..