Том 6. Дураки на периферии
Шрифт:
Арина Родионовна. А я богу подсказчица.
Василий Львович (рассмеявшись). Ах, сердита, ах, умна ты, матушка, Арина Родионовна! Знать, все музы тебе внучки! Только не ровня они своей бабушке, нет — не ровня! Я изумляюсь!
Арина Родионовна. Это кто ж музы, батюшка: ангелы, что ли?
Василий Львович. Да нет, матушка, какие ангелы: это девки такие! (Замечает Дашу и Машу). Вон такие, как они, только
Арина Родионовна. А те, видать, зловредные.
Василий Львович. Ого! Те мошенницы, матушка, те мошенницы.
Арина Родионовна. На небе живут?
Василий Львович. А где же? Там, конечно.
Арина Родионовна. Избаловались! На земле-то труднее.
Василий Львович. И верно! И верно! Вот я живу на земле — и я страдаю.
Арина Родионовна. Чего ж так? Душа, что ль, болит по ком?
Василий Львович. Нету, матушка, нету: устерсов не ем, гадов морских! А привык!
Арина Родионовна. А ты ешь их! Ешь, гадов-то!
Василий Львович. Англичанка не велит, от суши нас отрезала. В Европе пожары, на Везувии огнедышащее извержение, а в журналах пишут, как готовить сушеные щи для солдат, — мне скучно, матушка!
Арина Родионовна. Скучай, батюшка!
Василий Львович. Зачем же, матушка, — зачем мне скучать?
Арина Родионовна. Чтобы жить, батюшка.
Василий Львович. Эк, старая, сказала. Чего скучать, пойду танцевать.
Арина Родионовна. Воля ваша.
Василий Львович. А ваша? А ваша где воля?
Арина Родионовна. У вас, батюшка. Воля-то одна.
Василий Львович (задумывается, целует старуху в голову). Правда твоя. Спасибо тебе, — да и мы-то рабы.
Арина Родионовна. А кто же? При рабах и господин раб.
Василий Львович. Ах, прелесть!.. Ведь это же справедливо! А где, однако ж, Сашка? Явится к тебе — пошли его ко мне! Он мне надобен.
Арина Родионовна. Скажу, батюшка.
Василий Львович (к Маше). Ты чего — глаза в слезах, а сама смеешься?
Даша. Она сдуру так-то.
Маша. Я не сдуру, я от радости.
Василий Львович. А чему ты рада? Чему, красавица моя?
Маша (бормочет, как сама не своя). В печи огонь горит, от огня цветы растут, на дворе мороз, на небе звезды, а в избе люди добрые…
Арина
Василий Львович. Превосходно! В доме, где Пушкины, всякий сверчок поэт.
Маша. А таракан?
Василий Львович. И таракан, и блоха, и клоп, и муха, и птицы, и звери, и собаки, и кошки…
Маша. И я, и ты!
Василий Львович. И ты, и я… Ну улыбнись мне еще раз… Ах ты, природа милая! Существуй!
Даша. (Маше). Ощерься!
Маша улыбается и в застенчивости закрывает лицо руками. Василий Львович, напевая, удаляется в господские горницы. Оттуда слышится музыка.
Маша. И я хочу туда!
Арина Родионовна. Куда тебе?
Маша (указывая на дверь, куда ушел Василий Львович). Туда! Там хорошо!
Арина Родионовна. Опомнись! Там гости; у матушки-то Ольги Сергеевны нынче именины, ангела ее поминают.
Маша. И у меня нынче именины! И я ангел!
Даша. Гляди-ко, и у нее именины, и она ангел! (Смеется).
Маша (смеется, подобно Даше, без всякой обиды). И у меня именины, и у меня ангел есть.
Даша. Бабушка, а у нас будут именины?
Арина Родионовна. Будут, будут — чего нет? И у нас будут. Когда-нибудь будут…
Даша. А у нас разве тоже ангелы есть?
Арина Родионовна. А то как же! И у нас есть.
Даша. А где ж они?
Маша (указывая себе на грудь). А тут!
Даша. Бабушка! А что они делают?
Арина Родионовна. Да что прикажут. Они послушные.
Входит лакей с большим лопоухим унылым псом датской породы.
Лакей (на пса). Они скучают там!
Арина Родионовна. Эко горе-то!
Лакей. Они нездешние, они из датской державы. Их хозяин — посол короля.
Арина Родионовна. Ишь ты, знать, и кобель — барин.
Лакей. А как же! Они скучают, у них слезы в глазах, — такая уж в них сущность. Иностранцы!
Арина Родионовна. А ты кнутом его…
Лакей. Ошалела, матушка! Они при своем барине, а барин их при короле. Стало быть, сей пес-то — третье существо от самого короля. Близко, стало быть! Велено, чтоб они веселыми были. Приказано, чтоб Машка займалась им и забавляла его, покуда они не ухмыльнутся аль не погавкают довольным голосом… Машка, прими скотину!