Том 6. Дураки на периферии
Шрифт:
Александр (отпрянув). Счастливей? Машенька — иль не тихая?
Арина Родионовна. Уж чего — и тихая, и кроткая.
Александр. А счастливая она?
Арина Родионовна. Да ну уж, где ее счастье? Чужую собаку щекотать?
Александр. А вы говорите — у кроткого счастье. Вот и петли вы спутали, дайте я сызнова счет-то начну.
Александр берет спицы, начинает
Арина Родионовна. Аль не забыл, батюшка? Поменьше-то были, все бывало: дай-ко, дай-ко я, нянюшка, чулок тебе свяжу аль варежку. И руки-то у вас были с терпением, как крестьянские, и сами-то были совсем еще в малолетстве.
Александр. А я на старости лет мужиком стану либо инвалидом — и буду жить тогда в будке при дороге…
Арина Родионовна. Да чего уж так, батюшка! Говоришь невесть чего, как Машка наша.
Александр. А правда, матушка. Бог весть, что будет-то.
Арина Родионовна. Бог весть, милый мой.
На дворе громко и весело брешет изгнанная собака.
Даша. Ишь ты, повеселел кобель-то!
Арина Родионовна. Пусть его! Пусть его там мороз пощекочет.
Александр. Пусть ему — царской собаке. (Передает няне вязание). Седьмую петельку, нянюшка, ты пропусти, там узелок я завязал…
Маша (к Пушкину). Я тебе цветы сбирала, сбирала, а они потухли… А зачем меня Дашка облила водой? Я мокрая была, мне холодно было…
Александр. Ты сама цветок, вот зачем. А цветы всегда поливают водой.
Маша (довольная). Я сама цветок! — вот зачем. Я так и знала… А когда я буду счастливой? Ты говорил — я буду.
Александр. Когда?.. А тогда же, когда и я, — мы с тобою вместе будем счастливыми! Ах ты, душенька!
Арина Родионовна. Да живи хоть ты-то, батюшка, счастливым.
Александр. А вы?
Арина Родионовна. А мы и без счастья привычные.
Александр (гневно). Без счастья можно, нянюшка, а без вольности нельзя!
Даша. Без вольности нам нельзя!
Арина Родионовна (Александру). Нельзя, мой дружочек, — без вольности и былинка вянет. Да глупому-то и без воли живется.
Маша. Я былинкой буду, а глупой Машкой не хочу! Я умру тогда.
Александр. Как грустно ты сказала, бедная Машенька…
Маша. А что вольность? —
Александр. Прелесть, — такая же, как ты.
Арина Родионовна (с живостью). А я без воли век прожила… Как во сне, батюшка, как в дреме ушли мои годы…
Александр (грустно). Как во сне… (К Машеньке). А ты будешь вольной, и ты проснешься, бедная умница…
Маша. Я буду прелесть, — ты говорил.
Арина Родионовна. Да ну уж, — где она, воля и прелесть. Сколько я детей выходила… И сестрица ваша, Ольга Сергеевна, и вы, Александр Сергеевич, не миновали моих рук. Как их минуешь-то! Не сплю, бывало, любуюсь младенцем-то и думаю: может, вот оно, вырастет божье дитя, — всему свету на радость, а я тоже не лишняя, я у сердца грела его. Может, думаю, отогрею того, кто каждой душе будет в утешение и спокон века всем надобен, — стало быть, и я не напрасно жила-горевала… А кто ж его знает!
Александр. А кто ж его знает!.. (Обнимает няню). Вырастила ты нас, а вдруг мы — балбесы!
Арина Родионовна. Нету, не должно быть, нету! (Она припадает к руке Александра, но тот не дает свою руку).
Из господских горниц появляются Василий Львович, Ольга Сергеевна, гости Ольги Сергеевны: дама с усами, старый человек — без усов и без волос на голове — посол датского короля, музыкант со скрипкой, которого ведет об руку Василий Львович.
Василий Львович. Он тут, он здесь — я так и знал! Саша, я тебя ищу: я поэт, а ты еще в задатке, в темной натуре. Натура же — это страсть, а поэзия — трезвость. Кто ты такой, Саша? Ты мой племянник — всего и дела, Саша… Ты племянник!
Александр. Племянник. Зато у какого дяди!
Василий Львович. Ну верно, ну верно!
Ольга Сергеевна. Сашенька, нам скучно без тебя… В Лицее ты один и здесь без нас.
Александр. И здесь Лицей, сестрица.
Ольга Сергеевна. Чему же ты здесь учишься? И мы хотим поучиться.
Александр. Чему в Лицее, сестрица, не учат.
Ольга Сергеевна. Чему же?
Александр. Не знаю чему, потому и учусь.
Ольга Сергеевна. Ну-ну… Ах, Саша! Ведь скоро мы снова будем в разлуке…
Александр. Скоро, скоро… А что разлука! Душа моя будет с тобою…
Ольга Сергеевна. Брат мой милый… А ты не забыл, что сегодня я именинница?