Том 6. Лимонарь
Шрифт:
Отошел ни с чем.
Повзирал на яблоню. Сшиб себе яблоко. Покатилось яблоко к ногам Петра. Полез доставать. Ухватил наливное-райское, не удержался зломудренный — заодно и ключи ухватил.
С золотыми ключами теперь Иуде всюду дорога.
Всякий теперь за Петра примет.
Легко прошел Иуда васильковый путь; подшвыривал яблоко, подхватывал другой рукой, гремел ключами.
Так добрался злонравный до райских врат.
И запели золотые ключи, — пели райские, отворяли врата.
Дело сделано.
Забрал Иуда солнце, месяц, утреннюю зарю, престол Господа, купель Христову, райские
И наступила в раю такая тьма, хоть глаз выколи, ничего не видать.
А в аду такой свет, так ясно и светло, даже неловко.
Вылез из бездны бездн геенский Зверь, засел на престол Господа, вывалил окаянный свои срамные вещи, разложил богомерзкие по древу Честного Креста.
Из Христовой купели пищал паршивый бесенок, тужился как можно больше нагадить.
Плясали черти в венках из райских цветов, умащались миром, покатывались горохом от хохота. Щелкали черти райские орехи, заводили, богохульные, свои вражьи песни.
Плясали с ними грешники: лакомы, лжецы, завистники, гневные, чревобесные, убийцы, сквернословы, ябедники, грабители; плясуны, сребролюбцы, обидчивые, лицемеры, пьяницы, тати, разбойники, душегубцы, богоотступники, еретики, гордые, немилостивые, кощунники, сластолюбцы, клеветники, блудники, блудницы, чародеи и судии неправедные, цари нечестивые, архиереи, диаконы, начальники, скотоложцы, скотоложницы, рыболожцы, рыболожницы, птицеложцы, птицеложницы и всякий женский пол, бесчинно убеляющий лицо свое.
И плеща друг друга по ладоням, плясали все семьдесят семь недугов и все сорок болезней с хворью, хилью, немочью, повальные, падучие, трясучие — резь, грызь, ломота, колотье.
Плясали черти, грешники, перевивались с холерой, чумой, моровой язвой, с болячкой, нарывом, огневиком, мозолью, килой, опухолью, и с вередом и с чирьями, перевиваясь, топали да подпрыгивали.
Сама Смерть кувыркалась бессмертная.
Распалялся Зверь. Трещал Крест под пудовыми богомерзкими вещами. Здоровые, как кость, распухали срамные вещи. Вставая, мерзили.
И творилось бесование, лихое дело.
Темь. Ни зги. В поле сива коня не увидишь. Ночь на небесах.
Пробудилась Богородица. Проснулся святой апостол Петр. Не может Богородица ни книгу чести, ни в книгу записывать. Нет у апостола ключей райских.
Плутают души, взывают потерянные.
Шалыми летают ангелы, натыкаются, божии, теряют перья пречистые, разбивают свои серебряные венчики.
Лезут черти. Забираются на яблоню, шелушат золотые яблоки, топчут копытами заливной луг, оставляют следы по жемчугу, напускают нечистого духа в Фимиам кадильницы, пакостят на ризы и крылья ангелам, наставляют рожки непорочным женам, приделывают хвосты святым угодникам.
И сошлись со всех райских обителей и прохладных кущ все святители и угодники, чудотворцы, святые мученики, великомученики, блаженные, присноблаженные, печальники, страстотерпцы, заступники усердные, лики праведных жен, лики царей милостивых, благоразумные разбойники и пророки и апостолы.
Спрашивает Господь:
— Кто возьмется из вас, преподобных, принести мне похищенное?
Молчат угодники и все святители. Повесили
Лишь один вызывается Илья Пророк.
Ожесточено сердце Пророка.
Лживым наветом некогда увлек Диавол Илью к убийству отца и матери.
Ожесточено сердце Пророка, хочет мстить.
— Дай мне, Господи, гром Твой и молнию, я достану похищенное, я истреблю в конец род бесовский.
— Молод ты и не силен, — говорит Господь, — не по тебе такое оружие.
И воскликнул Илья:
— Господи, я от моря поднял облако, сделал небо мрачным от туч и ветра, низвел большой дождь; я словом останавливал росу, я насылал засуху и голод, устрашая царя Ахава, сына Амврия. Я на горе Кармил перед лицом четырехсот пятидесяти пророков Вааловых и четырехсот дубровных гордой Иезавели, посрамляя Ваала, низвел на тельца огонь, — и огонь пожрал всесожжение, и дрова, и камни, и прах, и поглотил воду во рву. И еще раз я свел огонь и попалил пятидесятников царя Охозии, сына Ахава, посрамляя Веельзевула, идола аккаронского. Господи, не Ты ли в пустыне у горы Хорива звал меня, и не в ветре, не в землетрясении, не в огне, но в веянии тихого ветра я слышал Тебя? И в пустыню к Иордану Ты послал за мной огненную колесницу и коней огненных, Ты меня взял к себе — —
Молчат угодники и все святители. Дуют в ус.
Милосерд владыка Господь — не попустит Он раба своего.
Дает Господь Илье Пророку гром и молнию.
***
Грохочет гром, трещат нещадные стрелы, гремит преисподняя.
Испепелен ад, разгромлен Иуда, скован цепями.
Отнята добыча. Погас в аду свет. Прикончилась пляска. Скрючились черти. Ночь.
На небесах солнце, на небесах месяц и утренняя заря, престол Господа, купель Христова, Крест и Миро.
Грохочет гром, трещат нещадные стрелы, гремит преисподняя.
Громом стучат колеса, — на летучих огненных конях от края в край бороздит колесница.
Хлопает, бьет бич, стучит молот, скользят, колют копья, колотит каменная палка.
Мстит ожесточенное сердце.
Подбитые, подстреленные низвергаются диаволы, падают черти.
И корчится небо от огней, как корчится в огне береста.
Горит огненным шаром — перебрасывается красная шапка; встает крыльями, прорезает твердь огненная мантия; кровавым парусом носится огненная рубаха; сверкают огненные очи; неотвратимыми стрелами развевается синяя борода, и сечет и сечет синий пламенный меч.
Обвивается небо пламенным змием.
Трещат небесные своды, лопается небо.
Мстит ожесточенное сердце.
Злыми щенками мчатся за колесницей души детей, рожденных по смерти отца, и, воя и кусая, грызут попавшихся диаволов.
И души цыган не успевают мастерить из снега свой зернистый град; мерами рассыпаются острые градины.
Травит Илья окаянных.
Хлопает, бьет бич, стучит молот, скользят, колют копья, колотит каменная палка.
Падают черти на землю, прячутся в гадов, в змеев, за спины людей, в кошек, собак, под шляпки яруек.