Том 6. Рассказы, очерки. Железный поток
Шрифт:
Луша (вбегает). Урожай у нас огроменный, хлеба будет – хочь завались. Браги наварят, пирогов напекут, а свадьбы играть некому.
Старуха (входит). Лушка, опять свиньи в огороде!..
Луша. Штоб они подохли, окаянные!..
Старуха. Што ты, што ты! Окстись… аль не в своем уме? Об рожество чего будешь трескать, как свининки не будет?
Луша (убегает).
Старуха. Сбесилась девка… Вот горе, без соли сидим… Придет рожество, зарезать бы кабана, посолить нечем. Без соли насидимся. Как трава все, – в рот не впихнешь… Може, у вас, служивый, сольцы бы достать?
Павел. Да ведь нам, бабушка, отпускают на рыло золотниками, а кроме нету. Вот прогоним врага, все будет и у вас и у нас: и соль, и керосин, и ситец.
Старуха. Дай-то бог. И когда она кончится, эта война! И-и, господи Исусе Христе!.. (Уходит.)
Темнеет.
Павел (вздыхает). Эх, Марьянушка, как оноскла: дывается. Вот кабы не пришли в эту деревню, не знал бы про тебя, не видел. А вот уйдем, все ты будешь передо мной, как живая. Не забыть тебя, покеда жив буду. (Молчание.) Так-то, Марьянушка. Видно, такая моя судьба… Уйдем, чай и не вспомянешь меня, как и не были.
Долгое молчание. С улицы иногда доносится смех и визг Луши, с которой шалят красноармейцы.
Сергеев (входит). Ну, что, как: ужинать будем?
Микеша (входит). Повечерять бы, что ли.
Марьяна (откидывает шитво, кричит в окно). Маменька, вечерять просют!
Старуха (с улицы). Ну-к что ж, давай. (Кричит.) Лушка, Лушка, чего ты там ржешь, кобыла! Иди сбирай вечерять служивым.
Луша (вбегаете избу). Не обтрескаются, боровы…
Марьяна и Луша собирают ужинать.
Микеша. Луша, а, Луша, я секрет про тебя один знаю.
Луша. Секрет? Заткни его себе в ноздрю.
Павел. Ну, чего же, садиться, что ль. (Отставляет винтовку.) Зови энтих-то.
Микеша (в окно). Товарищи, ужинать…
Садятся. Постепенно подходят еще четыре красноармейца со смехом, с разговором, доигрывая на гармонии, на балалайке. Голоса слышны сначала на улице, потом в избе.
1-й красноармеец. Спокон веку повелось, что война…
2-й красноармеец (передразнивая). «Спокон веку!» Голова у тебя спокон веку задом наперед присажена. За то и кровь проливаем, чтоб никогда больше войны не было.
Садятся за стол.
3-й красноармеец (сначала на улице, потом в избе поет под балалайку). «Ка-кая чу-до де-вица затворницей жи-ла…»
4-й красноармеец входит, наигрывая на гармонии. Входит старуха.
Микеша. Будет вам, садитесь.
За столом одни красноармейцы, первое время едят молча. Входит старик.
Павел. Что же не садитесь, хозяева? Садитесь ужинать.
Старик. Ничево, вечеряйте.
Микеша. Гужом веселей.
Павел. Садись, старина. Без хозяина дом – сирота. Бабушка, а ты чего же? А вы, молодки?
Старик. Ничево, мы постоим.
1-й красноармеец. Да чево стоять? Больше не вырастешь.
Старуха. У меня – сынок… убили его немцы. А бывалыча, садится с молитвой на икону, а вы бесперечь валитесь за стол, лба не перекрестите.
Павел. А ты, старая, гляди по делам людей, а не как они рукой мотают. Он перед иконой рукой мотал, а своего брата рабочего да красноармейца штыком колол.
Старик. На войне убили.
Павел. Да за кого убили? За вашего помещика да за вашего кулака – за буржуев и смерть принял. Есть у вас помещик?
Постепенно в избу набираются крестьяне, бабы, девки. Постоят, послушают и уходят. Окна с улицы облепили ребятишки.
Старик. Как не быть? Убёг, – должно, про вас прослыхал.
Голоса крестьян. Лютой был.
Павел. И кулак есть?
Старик. Да он кулак не кулак, а лавошник наш.
1-й крестьянин. Кулак не кулак, а по пяти шкур драл с человека.
Павел. Вот за них твой сын и голову сложил.
Старик. А мы почем знаем? Мы – темный народ, нам велели.
Павел. А будь тогда власть у рабочих и крестьян, – что ж, они разве послали бы твоего сына убивать за границей рабочих и крестьян? Э-э, небось был бы теперь дома, вон с молодайкой жили бы любовно да радостно, детишки округ них бегали бы. Вот как! А теперь ей сохнуть… из-за чего?
Марьяна клонит голову все ниже и ниже.
Луша. Жанихов всех перебили, и вот те Христос!.. (Торопливо крестится.)