Том 7. Ахру
Шрифт:
Дело тут не в славе, которую никогда не искал, и не в честолюбии, которого по рождению лишен, дело тут — дела житейские.
И как на грех А. А. Измайлов из побуждений самых высоких, оберегая литературную честь, написал про меня в вечерней Биржовке —
Когда-то в детстве в любительском спектакле в пьесе «Плагиат» играл я плагиатора, и такое совпадение очень меня развеселило.
Я в каком-то прошении — давно уж пишу прошения! — далее подписался «плагиатор» и фамилию.
Да в житейском-то деле оказалось не до шуток: в одну туркнулся
Пришвин, известный тогда, как географ, своими книгами «В стране непуганых птиц» и «За волшебным колобком» (Изд. А. Девриена), только что выступивший «Гуськом» в Аполлоне, писал также в «Русских Ведомостях» и был на счету «уважаемых», Пришвин, как эксперт — большая медаль из Географического Общества, действительный член — этнограф, географ, космограф! — пошел по редакциям с разъяснениями. И его выслушивали — сотрудник «Русских Ведомостей»! — соглашались, обещали напечатать опровержение, но когда он, взлохмаченный, уходил, опускали, не читая, его автограф на память — в корзинку.
А тут еще схватило живот, думал так — бывало недели одним сыром питались! — ан, дело совсем не до сыру: язва желудка.
И потянулись дни, недели, месяцы, год — —
Книгу бы издать, чтобы как-нибудь, — ведь со спиртовым компрессом дни и ночи, черничный кисель! — написал я во все издательства, какие только знал в Москве и Петербурге.
И до чего все-таки благородно — ответили: от Мусагета (через Андрея Белого) до Сытина (через Руманова) и от Сытина до Вольфа: все отказали.
Помню, Р. В. Иванов-Разумник 3 рубля дал — зелененькую, никогда не забуду.
Это как тогда Розанов —
Тоже никогда не забыть нам.
Был у нас полный дом, редкий вечер, чтобы гостей не было, а тут —
Это беда распугивает.
Но самое тяжкое не язва, а то, что обузой — ведь какое надо терпение и не тому, кто страждет, а кто неотлучно, как ночной огонек в непроходимой ночи; самое тяжкое — совесть жизни такой.
Писали в московских газетах, не помню, не то в «Русском Листке», не то в «Раннем Утре», чтобы «вычеркнуть меня из писателей» — чудаки! да у меня тогда и претензии этой ну нисколечко не было — какой я там писатель!
* * *
Редкий день не вспоминаю я милого Алексея Михайловича, — прикованного к своей комнате-темнице, — и его «язву в желудке»... Но болезнь эта, я всех расспрашивал, — упорна, но не опасна. Крепитесь! Желаю Вам не страдать...
Жму руку и Вам и Серафиме Павловне.
Не у вас ли Алексей Толстой?
Тогда верните: нужна.
В. Р.
1910.
ЗЕЛЁНЫЕ БЕРЕЗКИ{*}
На жгучем ляписе (прижигания язвы) и обволакивающей овсянке (единственное питание), дважды выйдя на волю — к Аничкову в новгородские
И к осени мы переехали с Казачьего на Таврическую в достраивающийся дом Хренова «просушивать стены».
С «Крестовых сестер» стал я поправляться. И опять у нас грём и стук — народу труба.
Но этим дело не кончилось.
От просушки ли стен или еще от чего, а просушка только видимое звено, захворал я опять — воспаление легких. (Лечил С. М. Поггенполь.)
И выздоровел.
Но еще впереди за многое предстояло мне ответить или еще многое принять и телом и душой, а для чего, не знаю.
*
И вовсе не по несуразности или от дури забирались у нас на вокзал за два часа до отхода поезда даже и тогда, когда ввели нумерованные места и плацкарты.
А все это от неуверенности и недоверия.
Здесь, за границей этого раньше не знали — до войны, сейчас другое дело, и нет ничего удивительного, если и тут спозаранку и загодя никогда не мешает.
Так же и с почтой.
Перед Пасхой я задумал нарисовать В. В. карточку поздравительную — с яйцами, все, как полагается.
И в Великую среду вместе с дальними письмами опустил и городское поздравительное.
И, как оказалось, перестарался.
Яйца пришли к В. В. в Великий четверг.
* * *
Среда-Четверг Страстной Седмицы.
Воистину Зеленые березки...
Поздравляю дорогих Алексея Михайловича и Серафиму Павловну с Тройцыным Днем!!!
В. Р.
1911.
На визитной карточке:
Василий Васильевич Розанов
Спб. «Новое Время», Москва «Русское Слово»
Спб. Звенигородская, д. 18 кв. 23.
* * *
В. В. Розанов по прежним годам знал, что когда лето приходит, начинаются у нас мытарства — куда деваться?
А познакомились мы о ту пору с Бородаевскими: Валерьян Валерьянович (поэт) и Маргарита Андреевна. И Розанов был с ними в дружбе. Вот к ним-то в Курскую губ. Розанов и предлагал ехать.
А нам дорога была — в Париж.
*
Tres cheris Алексей
Серафима!!
1) Прочтите внимательно письмо Бородаевского.
2) Конечно — согласитесь на его предложение.
3) Не позже среды уведомите меня о решении вашем
4) и, приложив обратно его письмо (и адрес) —
чтобы я мог ему сказать, конечно
да!
Хотелось бы вас повидать.
Ваш В. Розанов.
Звенигородская ул. д. 18 кв. 23. 1911.
ЗАВИТУШКА{*}