Том 7. Изборник. Рукописные книги

Сологуб Федор Кузьмич

«Только мы вдвоём не спали…»

Только мы вдвоём не спали, Я и бледная луна. Я был тёмен от печали, А луна была ясна. И луна, таясь, играя Сказкой в зыблемой пыли, Долго медлила у края Тьмою дышащей земли. Но, восторгом опьянённый, Я взметнул мою луну От земли, в неё влюблённой, Высоко на крутизну. Что порочно, что безгрешно, Вместе всё луна сплела, – Стала ночь моя утешна, И печаль моя – светла.

«Ветер наш

разгульный…»

Ветер наш разгульный, Ветер наш земной, Песни богохульной Надо мной не пой. Кто подобен ветру, Тот потупит взгляд. Стих покорен метру, Сердце бьётся в лад. Правит нашим миром Светлый Аполлон. Сердцу, песням, лирам Жизнь дарует он. Все земные доли Он из солнца льёт. Он и ветру в поле Указал полёт. Ветер, ветер вольный, Вождь летучих туч, Ты не силой дольной Волен и могуч.

«Улыбались, зеленея мило, сосенки…»

Улыбались, зеленея мило, сосенки, Октябрю и Покрову, А печальные березыньки Весь убор сронили в ржавую траву. Ах, зелёные, весёлые бессмертники, Позавидую ли вам? Разве листья-кратколетники Наклонять не слаще к свежим муравам? И не слаще ль вместе с нашей тёмной матерью Умирать и воскресать? Разве сердцу не отраднее О былом, о вешнем втайне помечтать?

«На всё твоё ликующее лето…»

На всё твоё ликующее лето Ложилась тень осенних перемен, И не было печальнее предмета, Чем ожидаемый подснежный плен. Но вот земля покрылась хрупким снегом, Покорны реки оковавшим льдам, И вновь часы земные зыбким бегом Весенний рай пророчествуют нам. А зимний холод? Сил восстановитель. Как нектар, полной грудью воздух пей. А снежный плен? Засеянных полей Он – верный друг, он – жизни их хранитель.

«Кукушка кукует…»

Кукушка кукует. Забавится сердце приметами. Весна поцелует Устами, едва разогретыми, Лесные опушки Цветеньем мечты обнесёт, – К чему же кукушки Протяжный, медлительный счёт? Зарёю вечерней Поёт соловей, заливается. Душа суеверней. Светло и отрадно мечтается. Нездешняя радость Наполнила даль бытия. К чему ж эта сладость В призывной тоске соловья?

«Не знаю лучшей доли…»

Не знаю лучшей доли, – С сумою, с посошком Идти в широком поле Неспешно босиком. Вздыхают томно травы В канавках вдоль дорог. Бесшумные дубравы Не ведают тревог. Не спорит здесь с мечтами, Не шепчет злую быль Под голыми ногами Податливая пыль. В истоме знойной лени Даря мне холодок, Целует мне колени Прозрачный ручеёк. И струями омытым Ногам не страшен жар, И никнет к ним, открытым Всем ветеркам, загар. Легки и звонко-зыбки, Стихи в душе звенят, Как ландышей улыбки, Как томный запах мят. И всем я чужд отравам, Когда иду босой По придорожным травам, Обрызганным росой.

«Упоённый смуглой наготою…»

Упоённый смуглой наготою И безмерной радостью горя, Из фонтана чашей золотою Черпал воду юный сын царя, И устами, алыми, как зори, Лобызая влажные края, Он смотрел в лазоревое море, Где смеялась мудрая змея. А на тело, девственно-нагое, Любовалась томная земля, Лёгкой ласки в полуденном зное И невинной радости моля, Чтоб он вышел на её дороги, Солнечное милое дитя, Хрупкой травкой о нагие ноги С безмятежным смехом шелестя.

Чары слова

Канон бесстрастия

Поэт, ты должен быть бесстрастным, Как вечно справедливый Бог, Чтобы не стать рабом напрасных, Ожесточающих тревог. Воспой какую хочешь долю, Но будь ко всем равно суров. Одну любовь тебе позволю, Любовь к сппетенью верных слов. Одною этой страстью занят, Работай, зная наперёд, Что жала слов больнее ранят, Чем жала пчёл, дающих мёд. И муки, и услады слова, – В них вся безмерность бытия. Не надо счастия иного. Вот круг, и в нём вся жизнь твоя. Что стоны плачущих безмерно Осиротелых матерей? Чтоб слово прозвучало верно, И гнев, и скорбь в себе убей. Любить, надеяться и верить? Сквозь дым страстей смотреть на свет? Иными мерами измерить Всё в жизни должен ты, поэт. Заставь заплакать, засмеяться, Но сам не смейся и не плачь. Суда бессмертного бояться Должны и жертва, и палач. Всё ясно только в мире слова, Вся в слове истина дана, Всё остальное – бред земного, Бесследно тающего сна.

«Душа моя, благослови…»

Душа моя, благослови И упоительную нежность, И раскалённую мятежность, И дерзновения любви. К чему тебя влечёт наш гений, Твори и в самый тёмный день, Пронзая жуть, и темь, и тень Сияньем светлых вдохновений. Времён иных не ожидай, – Иных времён и я не стою, – И легкокрылою мечтою Уродства жизни побеждай.

«Оттого так прост и ясен…»

Оттого так прост и ясен Ваш состав, мои стихи, Что слагалися вы сами, А не я вас сочинял. Верен путь мой иль напрасен, От вехи и до вехи, О стихи мои, меж вами Трудный путь я пролагал. Посмеётся гордый ясень Над нестройностью ольхи, – Я, стихи, утешен вами, Вас векам я завещал. Мой закат, багров и красен, На седые ляжет мхи, – Ваш восток пылает снами, Переливно-синь и ал.