Том 9. Лорд Бискертон и другие
Шрифт:
Как только судьба Обломка Прошлого устроится, можно будет выбросить ее из головы и зажить спокойно. Она всегда горой лежала на его плечах. Теперь перед ним открывалось великолепное, безмятежное будущее. Теперь прощай, «Уголок». Прощай, Фрисби. Он начнет новую жизнь. Мир, как устрица, лежит перед ним на тарелочке, и он полон решимости вскрыть раковину вилкой.
Итак, он стоял у забора, строя грандиозные планы. Теперь, готовясь покинуть Малберри-гроув, он проникся тихой прелестью этого местечка. Через дорогу стояла у пруда девушка и смотрела на лебедей. При виде
Вдруг туман рассеялся, и Берри увидел, что девушка идет прямо к нему.
Энн заговорила первой, хотя еще и не справилась с дыханием. Она только что пополнила ряды уверовавших в Предопределение, и, как все новообращенные, была переполнена этим чувством. Конечно, сама Судьба устраивает так, что, где бы она ни появилась, этот молодой человек мгновенно материализуется из воздуха, оказываясь рядом с ней. Так что Совести не в чем ее упрекнуть — это Судьба виновата.
Энн заговорила с детским изумлением.
— От вас никуда не скроешься.
Берри молча смотрел на нее. Мысль о Предопределении его головы еще не достигла. По его теории, насколько он был способен теоретизировать, эта необыкновенная случайность не обошлась без силы его воли. Напряженные думы об этой девушке перенесли ее откуда-то из центра Лондона в Малберри-гроув, Вэлли Филдс. Что, учитывая дистанцию в семь миль, было неплохим достижением.
— Это в самом деле вы? — выговорил он.
Энн подтвердила.
— Вот так случайность, — сказал Берри, — просто глазам своим не верю. Что?..
— Что? — одновременно спросила Энн.
— Извините.
— Вы что-то хотели сказать.
— Я хотел спросить, что вы здесь делаете.
— И я, я тоже хотела об этом вас спросить. Я приезжала навестить подругу. — Энн умолкла, пытаясь сосредоточиться. — Вы здесь живете?
Конечно, всякий знает, что и секретные агенты должны где-то жить, но их образ жизни плохо увязывается с тихими провинциальными заводями.
Берри дорого бы дал, чтобы отрицательно ответить на заданный вопрос. Он сгорал со стыда за Малберри-гроув. Занюханный, скучный, невыразительный угол. Для человека, за которого он себя выдал, самым подходящим местом была опиумная курильня «Черный Джек» в Дептфорде.
— Да, — выдавил он.
— Почему?
Берри ответил честно.
— Нам на секретной службе мало платят.
— Как жаль! — посочувствовала Энн. — За такую опасную работу!
— Это точно. Оба замолчали.
— Что? — спросила Энн.
— Что? — спросил и Берри.
— Извините, — сказал Берри.
— Говорите, пожалуйста, — сказала и Энн.
— Нет, вы говорите, — сказал Берри.
— Что с вами произошло в тот вечер, на балу?
— Меня выгнал усатый. Он, кажется, шишка какая-то.
— Это был ваш хозяин?
— Вот уж не мой.
У Энн округлились глаза.
— То есть вас туда не приглашали?
— Только чтобы выгнать.
— А как же…
— Я пришел, чтобы увидеть вас.
— О! — выдохнула Энн.
— Я
— Лифта?
— Лифта, — повторил Берри, не возражая против поправки. — Мне сказали, что наверху танцуют, ну я и пошел вслед за вами.
Энн овладела непонятная робость. Ее даже пробрала дрожь. От предвосхищения чего-то важного, что должно было сейчас произойти, у нее закружилась голова.
Превозмогая себя, она постаралась поддержать беседу на легкой ноте.
— Столько народу собралось на этот бал, — беспечно сказала она.
— Я, кроме вас, никого не видел, — сказал Берри. Легкая нота не прошла. И Энн начала понимать, что для поддержания разговора в рамках границ, одобряемых бескомпромиссной новоанглийской Совестью, ей следует быть более сдержанной. Она вспомнила, как не так давно, беседуя с дядей Патерсоном по трансатлантическому кабелю, она выразила желание познакомиться с таким мужчиной, который, только встретит девушку, заглянет ей в глаза, вскричит «Друг мой!» и, не мешкая, заключит в объятия.
— А я-то думала, куда вы подевались, — проговорила Энн.
— То есть вы по мне скучали? — жадно спросил Берри. — Значит, вы по мне скучали?
Совесть, которая все утро стояла на страже, готовая в любой момент вступить в бой, вышла на авансцену.
«Мне бы не хотелось тебе докучать, — ворчливо сказала Совесть, — но я бы изменила своему долгу, если бы не предупредила, что ты стоишь перед опасной чертой. Все зависит от того, какой ответ ты дашь на этот прямой вопрос. Не знаю, насколько хорошо ты разглядела этого молодца, но должна поставить тебя в известность, что я усмотрела в его глазах огонь, который мне совсем не понравился. Малейшее поощрение в данном пункте может оказаться роковым. Я бы рекомендовала ответ типа «О, что вы!», или «С чего вы взяли?», или даже просто молчаливо-вопросительное поднимание брови. Единственное, против чего я обязана тебя предостеречь, — это тихое «да» с одновременным потуплением глаз».
— Да, — ответила Энн, потупя глаза. — Конечно, скучала — Она подняла глаза и взглянула прямо в глаза молодого человека. Падение совершилось. — Вы тогда собирались мне что-то сказать, и мне было ужасно интересно, что именно.
Берри стиснул кулаки. Откашлялся. Потом издал нечленораздельный звук, похожий на лай. Проснулся лебедь Перси и прошипел что-то в ответ.
— Да вот разве только то, — сказал Берри, заикаясь на каждом слоге, — что я полюбил вас с первого взгляда.
— Я так и знала, — сказала Энн.
Он не отрываясь смотрел ей в глаза. Потом обнял ее. Он не вскричал «Друг мой!», но Энн почувствовала, что этот возглас молчаливо имелся в виду. Она доверчиво прильнула к нему. Что сталось с Совестью, она не знала. Наверное, умерла или упала в обморок. Ситуация, которая должна была вызвать стыд, доставила ей неземную радость. В тот момент, когда перед ней должно было встать полное укоризны, раздувшееся и запеленутое в компрессы лицо лорда Бискертона, она видела только Берри.
Она отпрянула и тихонько вздохнула.