Том 9. Лорд Бискертон и другие
Шрифт:
— Все неправильно! — изрек он, качая головой.
Голос у него был резкий и звучный, что и подобает тем, кто властвует над людьми. В сущности, голос этот походил на рев тюленя, просящего рыбы. Услышав его прямо за спиной, Муллет, напряженный как тетива, подскочил дюймов на восемнадцать и нечаянно сглотнул жвачку. И то сказать, без предупреждения! Великий мыслитель носил туфли на резине («Они спасают ваш позвоночник!»).
— Все неправильно! — подтвердил свое заключение Бимиш.
Уж если Хамилтон Бимиш говорит «Все неправильно!» — значит, так оно и есть, ибо думал он ясно, судил
— Неправильно, сэр? — выговорил Муллет, когда, убедившись, что это не бомба, сумел заговорить.
— Да, неправильно. Неэффективно. Слишком много движений пропадает впустую. От мускульного напряжения, которое вы вкладываете в работу, коэффициент полезного действия — процента 63–64. Так нельзя. Пересмотрите свою методу. Полисмен тут, случайно, не появлялся?
— Полисмен, сэр?
Хамилтон досадливо прицокнул языком. Да, пустая трата энергии, но даже у экспертов есть чувства.
— Ну да, полисмен! По-ли-цей-ский.
— А вы, сэр, ждете полисмена?
— Ждал и жду. Муллет откашлялся.
— Ему что-то нужно, сэр? — нервно осведомился он.
— Ему нужно стать поэтом. И я сделаю из него поэта.
— Поэта, сэр?
— А что такого? Я могу сделать поэта из двух палок и апельсиновой корки. Только бы они тщательно изучали мою брошюру. Этот тип написал мне, объяснил все обстоятельства и выразил желание развивать свое высшее «я». Меня его случай заинтересовал, и я взялся обучать его по специальной методе. Сегодня он посмотрит на город с крыши и опишет этот вид своими словами. А я выправлю текст, объясню ошибки. Простенькое упражнение!
— Понятно, сэр.
— Однако он опаздывает на десять минут. Надеюсь, у него основательные причины. А кстати, где мистер Финч? Мне бы хотелось поговорить с ним.
— Мистер Финч вышел, сэр.
— Все время он куда-то уходит. Когда его ждете?
— Не знаю, сэр. Все зависит от барышни.
— А, так мистер Финч ушел с барышней?
— Нет, сэр. Он ушел на нее смотреть.
— Смотреть? — Автор популярных брошюр снова прицокнул языком. — Что за чепуха! Никогда не болтай чепухи, это пустой расход энергии.
— Мистер Бимиш, это совершенная правда! Он с ней не говорит, а только смотрит на нее.
— Не понимаю.
— Ну, как бы это объяснить?.. Недавно я приметил, что мистер Финч стал — м-м… э-э-э… — ужасным привередой…
— То есть как это привередой?
— Ну, разборчивый очень, сэр. Когда одежду выбирает.
— Так и говорите, Муллет, — разборчивым. Избегайте жаргона. Стремитесь к чистому стилю. Почитайте мою брошюру «Английский язык». Значит, он…
— Разборчив в одежде, сэр. Наденет синий костюм с розоватой искрой, а потом вдруг остановится у лифта, вернется и переоденется в серый. А галстуки, мистер Бимиш! На него просто не угодишь! Вот я и подумал: «Ага! Пахнет жареным!».
— Что вы подумали?
— Пахнет жареным, а, мистер Бимиш?
— Почему вы употребили эту отвратительную фразу?
— Да я, сэр, хочу сказать: «Ну, пари держу, влюбился!».
— И как, выиграли?
— А то, сэр! — Муллет искрился лукавством. — Очень уж меня разобрало, и чего это с ним творится? Ну, я и позволил себе вольность,
— А на 79-й?
— А на 79-й он стал так это прохаживаться мимо большущего дома, там ведь дома все такие, большущие. Ну, вышла эта барышня, уставился он на нее, а она мимо прошла. Он посмотрел ей вслед, повздыхал да и пошел прочь. На другой день я опять позволил себе пройтись за ним, опять то же самое, только на этот раз она вернулась из парка, верхом там ездила. Уставился он на нее, а она вошла в дом. Тогда он уставился на дом и так надолго застрял, что мне пришлось уйти, ведь нужно было обед готовить. Это я вот к чему: когда придет мистер Финч, зависит от барышни. Когда она возвращается, он задерживается подольше. Так что вернуться он может каждую минуту, а может и до обеда не прийти.
— Муллет, — задумчиво нахмурился Бимиш, — мне это не нравится.
— Не нравится, сэр?
— Это похоже на любовь с первого взгляда.
— Похоже, сэр.
— Вы читали мою брошюру «Разумный брак»?
— Да знаете, сэр, то одно, то другое, то по дому дел полно…
— В этой брошюре я выдвигаю веские аргументы против любви с первого взгляда.
— Правда, сэр?
— Разоблачаю такую любовь как разновидность психоза. Брачные пары должны создаваться в результате разумного процесса. А что это за барышня?
— Очень привлекательная, сэр.
— Высокая? Низенькая? Крупная? Изящная?
— Изящная, сэр. Такая, знаете, пупочка…
— Не употребляйте вульгаризмов! Вы хотите сказать, что она низенькая и толстая?
— Нет, что вы, сэр! Какая там толстая! Ну просто кукол-ка… как бы это?.. Симпампулечка.
— Муллет, я не позволю, чтоб в моем присутствии так определяли человека. Понятия не имею, где вы такого набрались, но у вас отвратительный, ужаснейший лексикон!.. Ну, что еще?
Камердинер с выражением глубочайшей тревоги смотрел ему за спину.
— Почему вы гримасничаете, Муллет? — Хамилтон обернулся. — А, Гарроуэй, наконец-то! Вы должны были прийти десять минут назад.
Полисмен тронул кепи. Он был долговязый, жилистый и выпирал буграми из своей полицейской формы в самых неожиданных местах, будто у Природы, взявшейся ваять констебля, остался излишек материала — выбрасывать остатки жалко, но и приладить к месту, не нарушая общего рисунка, не удалось. У него были крупные, узловатые, ярко-алые руки и те самые четыре или пять лишних дюймов шеи, из-за которых человека лишают чести участвовать в конкурсе красоты. Если взглянуть на него под определенным углом, то казалось, будто весь он — одно адамово яблоко, но глаза у него были добрые, голубые.
— Извините за опоздание, мистер Бимиш, — начал он, — меня задержали в участке. — Он неуверенно вгляделся в Муллета. — Кажется, этого джентльмена я уже где-то встречал.
— Что вы, что вы! — поспешно заверил Муллет.
— Лицо у вас какое-то знакомое…
— В жизни вас не видел!
— Подойдите сюда, Гарроуэй, — резко перебил их Хамилтон. — Нам некогда терять время на пустую болтовню. — И он повел полицейского к краю крыши. — Так. А теперь скажите мне, что вы видите? — И он широко раскинул руки.