Том 9. Три страны света
Шрифт:
— Ах, извините, я забыла! сейчас!
И Полинька налила чашку и хотела подать горбуну; но вдруг рука ее задрожала, чашка упала и пролилась. С криком кинулась она к двери, в которой появился почтальон, с письмом.
— Здесь госпожа Климова? — спросил он басом.
— Я…. мне…
И Полинька выхватила у него письмо, дрожащими руками распечатала и стала читать; довольная улыбка, полная спокойствия и счастья, в одну минуту разлилась по ее красивому личику. Все внимательно глядели на нее; Надежда Сергеевна спросила:
— От него?
— Да! да! — весело отвечала Полинька, не отрывая глаз
Горбун насмешливо глядел на Полиньку.
— Вы прежде десять-то копеек почтальону отдайте, — сказал Доможиров, мешая ей читать, — а уж потом читайте. Ведь вот дождались-таки и еще письма, — мало одного было!
И он расхохотался.
— Сейчас, сейчас! — с досадою отвечала Полинька, продолжая быстро читать письмо.
Башмачник вынул из своего белого жилета десять копеек серебром и подал почтальону.
— Благодарствую! — басом крикнул почтальон и оставил комнату.
Глава III
Карты сказали правду
Поступок горбуна расположил в его пользу даже недоверчивую Надежду Сергеевну. Впрочем, горбун сначала не часто ходил к Полиньке и даже не всегда являлся на приглашения.
Полинька не скучала с ним, его рассказы, то страшные, то веселые, сокращали время, которое без Каютина казалось ей слишком длинным. Наступили бесконечные зимние вечера, и Полинька часто сама упрашивала горбуна посидеть подольше. Горбун много видел, много испытал, и разговор его не мог скоро наскучить. Все чаще и чаще посещал он Полиньку, и нередко ему случалось просиживать с ней целые вечера с глазу на, глаз. В такие дни он делался особенно весел, шутил, показывал разные фокусы на картах, гадал Полиньке, и всегда так удачно, что она иногда сама просила его погадать. Иногда он показывал ей золотые и брильянтовые вещи, говоря, что несет их заложить или продать, и просил ее примерить серьги или браслет. Полинька, любившая наряды, засматривалась на себя в брильянтах и с грустью расставалась с ними. Горбун позволял ей иногда оставаться в них целый вечер, и странно было видеть девушку, очень просто одетую, с работой в руках — и в таких дорогих украшениях. Глаза Полиньки еще ярче горели от удовольствия, и горбун, будто любуясь игрою и блеском своих брильянтов, не сводил с нее глаз.
Горбун умел так хорошо поставить себя в ее маленьком обществе, что примирил с собой всех. Он при случае льстил с такою искренностью, что нельзя было не верить ему, — с Полинькой же обходился очень просто, при посторонних не пропускал случая сделать ей наставление и вообще принял с ней тон отца. Случалось, и то очень редко, он делал ей подарки, но всегда незначительные; когда же она отказывалась, он с грустью говорил:
— Палагея Ивановна, у меня нет дочери, которую я мог бы любить и баловать.
С хозяйкой дома он также сдружился. Они беседовали иногда по целым часам; но их трудно было понять: неоконченные фразы дополнялись улыбками, выразительными жестами и прищуриваньем глаз. Горбун заметно худел; что-то тревожное проявлялось в его движениях и взглядах. Иногда он приходил одетый очень тщательно; его прекрасные вьющиеся волосы блестели, и в комнате при его появлении распространялся запах нежных духов. Зато бывали дни, когда он являлся нечесаный, небритый, с глазами впалыми
Так прошло много времени. Наступила весна.
Уже несколько дней сряду горбун ходил как потерянный: то нападали на него припадки исступленной веселости, то вдруг брови его хмурились, он смотрел угрюмо и молчал. С некоторого времени он уже постоянно посещал Полиньку каждый вечер, а если не заставал ее, то дожидался, расхаживая по Струнникову переулку.
Было около осьми часов вечера; девица Кривоногова сидела перед столом и гадала: сложив свои масляные руки на животе, она глядела на разложенные карты и кого-то энергически бранила. Это занятие до того поглощало ее внимание, что она не заметила прихода горбуна. Мрачный, нечесаный, он стоял перед ней и вслушивался; лицо его было бледно, и злая улыбка дрожала на его синих губах.
— На кого вы это сердитесь? — спросил он с усмешкой.
Хозяйка вздрогнула, вскочила и с удивлением смотрела на горбуна.
— Ну, о чем гадаете? а?
— Как вы тихо вошли: я и не слыхала!
— Еще бы вы громче бранились!
— Да что, прости господи, чего только ей не лезет! посмотрите!
И хозяйка указала на карты.
— Эва! свадьба, нежданное богатство, деньги, пиковый король крепко думает о ней, перемена… тьфу!
Хозяйка в негодовании плюнула; но вдруг лицо ее просияло.
— Ах, боже ты мой! — воскликнула она: — я туза-то и проглядела! да! ну теперь не то: ей будет большая неприятность! слезы, слезы!
И хозяйка била кулаком по карте, которая предсказывала слезы.
— Где вы научились гадать? — насмешливо спросил горбун. —
— Самоучкой! — с гордостью отвечала девица Кривоногова.
— Да-с! и моя покойница матушка мастерица была гадать; я около нее и понаторела.
— Хорошо. Ну-с… дома?
— Дома.
— Одна?
И горбун глазами указал на потолок.
— Одна! — быстро отвечала хозяйка, смешивая карты.
Горбун нахмурил брови, стиснул зубы и судорожно сжал свою палку, потом стукнул ею об пол, поднял голову и прошептал дрожащим голосом:
— Если спросят…
— Дома нет! — отвечала хозяйка.
Горбун одобрительно кивнул головой.
— Мне нужно… — заговорил он.
— Переговорить? — подхватила хозяйка, улыбаясь своей проницательности.
— Хорошо! — благосклонно заметил горбун.
Он походил в ту минуту на учителя, который экзаменует своего ученика и, довольный его ответами, улыбается и потирает руками. Оглядев комнату, горбун привстал на цыпочки; хозяйка проворно подставила ему ухо: горбун что-то шепнул ей и сунул в руку что-то звонкое.
Лицо хозяйки покрылось фиолетовыми пятнами; глаза подернулись маслом; она крепко сжала свою руку. Горбун медленно вышел из кухни и побрел на лестницу; почти на каждой ступеньке он останавливался, будто не решаясь итти далее, но вдруг разом перескочил несколько ступенек и с шумом отворил дверь. Полинька встала принять гостя; горбун, по своему обыкновению, подошел к ее руке и, поцеловав ее, медлил оставить. Полинька покраснела и поспешила высвободить свою руку.