Том седьмой: Очерки, повести, воспоминания
Шрифт:
Здесь полился у него ряд доводов, построенных больше на софизмах, шатких предположениях… «Подайте прошение», – заключил он.
– У меня и аттестата еще нет, – отговаривался я. – Из Москвы послано в Петербург и еще не получено утверждение министра. Я не могу поступить на службу…
Он вскочил с места, и я встал.
– Так вот что мы сделаем, – горячо перебил Углицкий, – вы вступите в отправление должности с завтрашнего же дня, а когда получите аттестат, мы вас утвердим с этого числа.
«Эк загорелось! Ужели он все дела решает так проворно?» – думалось мне.
– Позвольте
Мне во что бы то ни стало хотелось отделаться от этого неожиданного предложения. Меня тянуло в Петербург. Родимый город не представлял никакого простора и пищи уму, никакого живого интереса для свежих, молодых сил. Словом, я скучал, а тут вдруг остаться и служить!
– Faites ca, je vous prie!
1 – нежно, певучим голосом упрашивал он меня, как балованный ребенок. – Вы до получения аттестата уже привыкнете и будете в делах как дома. Ведь это все пустое! – с презрением заключил он, указывая на груду бумаг на столе.
Я видел, что мысль заманить меня на службу гвоздем засела у него в голове. «Кто ему вбил этот гвоздь?» – думал я.
– А прежний секретарь, Добышев, разве покидает службу? – спросил я, вспомнив про него.277 – Как можно! Нет, он просится чиновником особых поручений при мне – он утомлен работой и часто болеет… Скажу вам откровенно – он и указал мне на вас, чтобы заменить его…
– Он! – сорвалось у меня восклицание удивления.
– Да, он! А что?
– Зачем это нужно ему?
Я задумался.
– C’est un gredin, si vous voulez, mais il est vers'e dans les affaires
1. Он и будет вначале помогать, руководить – и… я тоже! Вы поговорите с вашими, и завтра – милости просим на службу, в канцелярию! Да? Теперь до свидания. Кланяйтесь Петру Андреевичу.
Я стал уходить. В дверях показалась губернаторша. Я поклонился.
– Что же вы у нас не бываете? – начальственно строго спросила она. – Я пригласила вас, а вы ни разу не заглянули?
– Я хотел начать мои посещения вместе с Петром Андреевичем, – оправдывался я, – звал его, просил патронировать меня..
– Что же, он все еще боится?
Оба, и муж и жена, рассмеялись.
– Поздравь меня, – сказал он, – j’ai fait une belle acquisition
2. И. А. поступает с завтрашнего дня ко мне на службу и будет, bongr'e-malgr'e3 нашим ежедневным гостем.
– Так это состоялось? вы согласны? – с живостью спросила она.
– Позвольте… Это еще не решено, надо подумать… – защищался я, пятясь к дверям и раскланиваясь.
Недаром я отнекивался от губернаторского предложения. Потом до меня доходили слухи, что секретарь посоветовал определить на его место меня не как «нового, свежего, бескорыстного» и т. д. или если и так, то еще более всего как неопытного молодого человека, именем которого он мог бы продолжать вести дела по губернии, по-своему, как он вел их прежде, то есть плавать под чужим278 флагом в тех же водах… «Шипы» (предупреждали меня по секрету) доставались бы мне, а «розы» падали бы на его голову. Я счел это за губернскую сплетню и не обратил на нее внимания. Если же в самом деле таковы были его сокровенные замыслы на мой счет, то они ему не удались. Судьба решила иначе.
X
Alea jacta est!
1 Я на другой день вступил, если не de jure2, то de facto3, на службу в губернаторскую канцелярию. Родным моим очень улыбалось удержать меня дома: мать мечтала со временем женить меня и нянчить внучат; сестры приобретали своего домашнего кавалера для вечеров; слуги радовались сами не знали чему. Особенно няня утешалась, что я не пропаду из глаз навсегда, и смотрела на меня кротко и любовно.
– Завтра тебе надо явиться к губернатору уже как к начальнику: надень белый галстук, – сказал мне Якубов.
Я белый галстук не надел, зато напустил на лицо некоторую важность и явился прямо в канцелярию. Предместник мой, Добышев, был уже там. Он представил мне всех чиновников по очереди.
– Это столоначальник Трусецкий, – говорил он, указывая на господина с большими черными бакенбардами, в синем поношенном сюртуке («Поляк, присланный сюда из западных губерний»
4, – шепнул при этом). – Это Милианович, сынок Марфы Яковлевны, знаете?279 – Как не знать! Мы знакомы. – Я поклонился, но руки, подражая губернатору, не подал: нельзя, подчиненный!
И так далее. Добышев перезнакомил меня со всеми. Чиновники почтительно щелкали нога об ногу и смотрели с любопытством на меня, и я на них, не зная, что им сказать.
– А это сторож Чубук, – со смехом заключил Добышев, указывая на прямого, как палка, солдатика у дверей, с полинявшими галунами.
– Здрравия желаю, ваше высокородие! – провозгласил тот.
– Вот и дела у нас здесь! – продолжал Добышев, отворяя старый шкаф с еле державшеюся дверью: – а эти, что на столе, теперь рассматриваются. Вот бумаги, заготовленные к подписанию его превосходительства. А это новые входящие. Покажите, Иван Семенович, входящий реестр! Вот вам и ключ от стола!
Добышев отдал мне ключ. «Тут, в столе, есть две секретные бумаги с губернаторской отметкой. Велено исполнить их поскорее», – прибавил он.
– То есть как это исполнить бумаги? – наивно спросил я, вдруг потеряв всякую важность.
– Написать по губернаторской резолюции исполнение.
Тут Добышева позвали к губернатору. Я сел за стол.
«Написать исполнение!» – думал я, стараясь вникнуть в смысл этой новой для меня фразы.
Вошел Чубук.
– Солдат пришел к вашему высокородию, да еще женщина дожидается давно, – доложил он мне.