Тонкая рябина
Шрифт:
Бой разгорался, и на косогоре, просеках, дорогах, дымились и горели подбитые танки.
Пятая рота достигла леса, из которого выбегали, отстреливаясь, немцы. Впереди была высота 303, та самая вожделенная горка, которую должен был захватить батальон.
Радин стрелял, перебегая от дерева к дереву. Иногда, пригибаясь к земле, стремительно бросался вперед, чтобы, упав в ложбину, дозарядить автомат и снова и снова стрелять по мелькавшим впереди немцам. Около него было человек семь солдат. Где были остальные, где были комроты, где Прохор — ничего нельзя было понять, так как огонь врага все усиливался. Саперы, шедшие впереди боевых порядков пехоты и в особенности полковая артиллерия, очень помогли ротам, уничтожив и минные поля, и проволочные заграждения немцев. Вокруг рвалась шрапнель, выли осколки, срезая ветви, кромсая стволы. Рвались гранаты, и фонтаны огня, земли и дыма вставали то позади, то сбоку, то впереди цепей.
Над немецкими позициями поднялась завеса дыма, черного, клубящегося, то тут, то там исчерченного вспышками огня. Это наша авиация бомбила, утюжила окопы, блиндажи, траншей и дороги врага.
А пехота все рвалась вперед.
— Впе-ере-д! — услышал Радин голос взводного откуда-то сбоку. Радин пробежал шагов двенадцать и упал, попав ногой в какую-то яму. Мимо пробежало несколько солдат и он, прихрамывая, поспешил за ними к холму, откуда яростно били немецкие пулеметы.
Радин, дав длинную очередь из автомата по выбегавшим из блиндажа немцам, как и все, хрипло и яростно закричал было «ура» и… смолк.
Он увидел, как из хорошо оборудованной землянки выбежали две женщины и с криком устремились в сторону немцев. За ними бежали немецкие офицеры, отстреливаясь на бегу, швыряя гранаты в набегавших советских солдат.
— А-а, суки!! — услышал он рядом яростную ругань старшины. — У, немецкие шлюхи… А ну, ребята, бей по сукам! — скомандовал он.
Но командовать не было необходимости. Солдаты, кто стоя, кто с колена, кто на бегу, били из автоматов и винтовок по этой группе.
Три наших танка, урча, поднимались на высотку, обстреливая немецкий дзот и метавшихся на вершине немцев.
Линия немецкой обороны была прорвана, и наши войска гнали бешено отбивавшихся, отступавших к Гжатску фашистов.
Радин с двумя солдатами своей роты и прибившимся к ним рыжебородым, пожилым рядовым соседнего полка, первыми подбежали к блиндажу, возле которого лежали трое немецких солдат и виднелись глубокие воронки от снарядов, дымилась выведенная в потолок землянки жестяная труба. Блиндаж был построен особенно аккуратно и выделялся перильцами, деревянными ступеньками и окном, по-видимому, снятыми с деревянного дома. На ступеньках, ведших вниз, держась за живот, сидел немецкий офицер, прижимаясь к перильцам спиной. Он был бледен, стонал, а из пробитого пулей живота текла кровь.
Из окна блиндажа кто-то выстрелил из пистолета, и пуля со свистом пронеслась возле самого уха Радина.
— Ух, гад, еще и огрызается! — замахиваясь гранатой и с размаху бросая ее в оконце, закричал рыжебородый.
Три немецких солдата, бежавшие к вершине холма, остановились, видя, что она уже захвачена русскими. Два советских танка били пулеметными очередями по разрозненным группам фашистов. Третий танк горел, дымно чадя. Тяжелые орудия немцев уже били издалека по своему участку, не щадя и своих, отрезанных от тылов.
Тупой удар по голове оглушил Радина, он пошатнулся, но сейчас же пришел в себя. «Осколок… Спас шлем. Не будь его, погиб бы».
Солдаты уже ворвались в блиндаж.
Держа в руке острый, приспособленный для рукопашной, тесак, Радин вбежал в землянку. Пожилой офицер с седеющими висками прижался к углу, что-то быстро и пронзительно выкрикивая и поднимая обе руки.
Он был бледен, квадратный подбородок дрожал. На нем был несколько иной, чем на немецких офицерах, мундир.
— Чего орешь, стерва, — цыкнул на него рыжебородый, — вся грудь в хрестах фашистских, а пузо, сволочь, отрастил какое…
— Не тронь его, — сказал Радин. — Это какая-то важная птица. За него нам в штабе спасибо скажут. — И уже по-немецки сказал ошалевшему немцу: — Идем в штаб. При малейшей попытке бежать или сопротивляться будешь убит.
— О, о, что вы, что вы, милостивый государь, я счастлив, что попал в руки культурного человека, — забормотал пленный.
В землянку вбежали другие солдаты.
— Ребята, бумаги, документы давай сюда, — закричал Радин, обшаривая карманы пленного. — Полевые сумки, книги, бумаги, — все давай сюда.
Солдаты выволокли коробку с консервами, бочонок с пивом, два ящика с вином и какими-то напитками.
— Товарищи, кто поведет пленного в штаб? — крикнул Радин.
— Давай я, — охотно согласился рыжебородый.
Радин быстро написал донесение в штаб, и солдат повел пленного. Радин собрал большую кипу бумаг, документов, немецких газет, кучу фотографий, несколько писем и стал укладывать все это в ручной саквояж. Из кучи бумаг выпала книга с яркой обложкой.
— Юде ин Русланд, — прочел Радин. Заглавие было напечатано большими черными буквами над огромной головой библейского еврея с пейсами, шестиконечной звездой на лбу и хищными глазами, устремленными в упор на читателя. Руки еврея были вытянуты вперед, а пальцы оканчивались хищными загнутыми когтями. Рот был осклаблен, и острые, большие клыки выдавались вперед.
Ниже стоял гриф: «Совершенно секретно. В количестве 600 экземпляров. Для лиц не ниже командиров дивизий и оберштурмбаннфюреров СС и СА».
— О-о… вот какой фрукт попался нам, — проговорил Радин и, побросав в чемодан все захваченные в офицерской землянке бумаги и документы, вышел из землянки. Навстречу двигались резервные роты.
Радин подошел к комбату и коротко доложил о найденном.
— Сейчас же отошли в штаб.
А ты какой роты? — спросил лейтенант.
— Пятой, второго батальона, — ответил Радин.
— Неси сам. Сам и сдашь командиру. Мы сменяем ваш батальон. — И неожиданно добродушно добавил: — Молодцы, ребята, хорошо поработали, теперь отдыхайте, а мы за вас с фрицами рассчитаемся.
Группами и поодиночке шли к подножью высотки солдаты второго батальона. Кто то отдыхал на траве, кто-то курил, другие торопились, желая скорее уйти.
Мощные разрывы пушек уходили все дальше и дальше, а немецкие орудия то ли уже не доставали до взятых русскими позиций, то ли перенесли огонь на наступающие советские части, но уже ни один снаряд не рвался и ни одна мина не падала на поле, где собирались подразделения второго батальона 93-го гвардейского полка.