Тонкая рябина
Шрифт:
Генерал молча выслушал рапорт Радина, просмотрел его бумаги и коротко сказал:
— Ночуйте сегодня здесь, у кого-нибудь из командиров. Утром получите оформленные документы и — в штаб фронта. Адрес вам скажут.
Утром, получив бумаги, Радин на попутном грузовике отправился в село Борисово, где находился штаб фронта.
Орден и медаль, сверкающие на груди, помогли Радину в поисках штаба.
— Да. Такой приказ у нас есть, — как-то равнодушно сказал ему полковник из штаба. — Но сейчас я даже не знаю, что с вами и делать. Командующий-то теперь новый.
— А генерал-полковник Плотников?
— Его перевели на южный, уже неделю, как отбыл. Так что ж мне теперь с вами делать? — пожал плечами полковник. — Штаты все заполнены. Лучше б уж в дивизии остались.
Радин молчал.
— Вы кем были на гражданке? — полковник запнулся. — Ну, раньше, до всей этой истории?
— Писатель, кажется, был, член Союза писателей, — сказал Радин.
— Писатель! — почти радостно воскликнул подполковник. — Ну, тогда все в порядке. Есть указание писателей в ПУР отсылать, для работы во фронтовых и армейских газетах.
Он вызвал адъютанта и приказал:
— Подготовить гвардии майору Радину командировочные документы и отправить его сегодня же в Москву, в распоряжение отдела печати Политуправления РКК — Ну, как, рады? Вы москвич?
— Так точно, товарищ полковник, коренной. Правда, — Радин вздохнул, — пять лет не видел столицы.
«В Москву! В Москву! — бродя по разбитой танками и грузовиками дороге, думал Радин. — Пойду на свою квартиру. Разыщу тетю Грушу, обойду соседей. Ведь уцелел же кто-нибудь, наверное, расскажет о Соне, приехала она тогда или нет».
Чем ближе была столица, тем спокойнее было на душе у Радина.
Миновали Дорохово, Кубинку. По сторонам от шоссе вставали и исчезали рощицы, то одинокие, то группой стоящие дома. И в этих полугородского типа дачках, и в дорожных столбах, и в каменных строениях, окаймляющих Минское шоссе — во всем чувствовалась близость Москвы.
На Арбате он спрыгнул с машины на землю, родную, московскую землю, по которой не ходил вот уже пять с лишним лет.
Москва! Военная, суровая, но родная.
Вечер уже давно опустился над Москвой, но окна были затемнены, улицы погружались в темноту и быстро пустели. Иногда, спеша, проходили мимо запоздалые прохожие, проносился военный «студебеккер».
То ли от волнения, то ли из-за наступившей темноты, а может, потому, что он уже давно не был в Москве, Радин вместо своего переулка попал в другой, затем в какой-то тупичок.
Побродив немного и не найдя в темноте выхода, он повернул назад и, выйдя наконец к Арбату, был остановлен патрулем.
— Поздно ходите, а пропуска нет, товарищ майор. Придется переночевать в комендантской, — , вежливо сказал проверявший документы сержант.
Утром, попив чаю вместе с комендантским дежурным, он отправился на свою старую квартиру.
Теперь, при дневном свете, Радин быстро нашел свой дом. Вот он, старый, каменный, четырехэтажный. Вот и подъезд, и его окна. Они открыты, ветер чуть колеблет шторы. Кто теперь живет там? Тетя Груша, кажется, жила вот тут, на первом этаже.
За дверью что-то спросили, затем она полуотворилась, и Радин увидел молодую женщину, с любопытством переводящую взгляд с его лица на ордена.
— Вам кого, товарищ майор? — спросила она.
— Скажите, — быстро заговорил Радин, — живет ли здесь дворничиха тетя Груша… я не помню ее фамилии.
— Да, живет, я ее дочь.
— Шура? — припоминая ее имя, воскликнул Радин.
— Шу-ра. А вы кто будете! — как бы не доверяя себе, тихо проговорила женщина. — Вы…
— Я Радин, Радин, Шурочка, помните, на третьем этаже жил. Меня еще в тридцать седьмом году…
— Голубчик! — перебивая его, заплакала женщина. — Товарищ Радин! Живы, вернулися! Ох, мамка как будет рада!
— А где тетя Груша? Где она? — задыхаясь от волнения, спросил Радин.
— Здесь она, у соседки… Вы посидите здесь, я ее сейчас позову.
— Вы зовите ее, а я сейчас, только на свою бывшую квартиру сбегаю… Зовите ее сюда, Шура, — крикнул Радин и через две ступеньки побежал наверх.
Смятенный, возбужденный, он нащупал кнопку звонка в свою когда-то квартиру.
Дверь открылась. На пороге стоял невысокого роста капитан НКГБ, лет тридцати пяти, не больше. Он с удивлением смотрел на Радина, ожидая его слов.
— Вы к кому? — наконец спросил он.
Радин с нескрываемой злобой смотрел на него.
— Вы к кому, товарищ майор? — снова спросил капитан. — Да вы войдите, — и он, посторонившись, пропустил Радина. Из бывшего кабинета Радина вышла молодая женщина с ребенком в руках, недоуменно глядя на незнакомого человека.
— Я… — переводя дыхание и судорожно глотая слюну, сказал Радин, — я жил здесь когда-то… — он сделал паузу, — лет пять назад. Вот этот диван, кресло у стола…
— Вот как!.. — удивленно произнес капитан, — а я ведь даже толком не знаю, кто здесь жил. Мы, — обернулся он к жене, — мы ведь здесь, в этой квартире, недавно. Всего полтора года.
— С февраля сорокового, — уточнила женщина.
В эту минуту полуоткрытая дверь распахнулась и вбежала, задыхаясь от бега, тетя Груша.
— Товарищ Радин, миленький, живой, целый… Господи, а мы тебя уж и похоронить успели, — обнимая и тормоша Радина, заплакала дворничиха.
— Жив, тетя Груша. А как вы, как…
— …и полковник уже, и герой, и в орденах ходишь. А тут, сволочи разные, про вас такое плели, и шпиен, и бандит, и покушение готовил — тьфу, окаянные…
— Жив, жив, тетя Груша. Я вот зачем забежал. Где моя жена, что с нею тогда сталось?