Тонкая стена
Шрифт:
— Пока не делает… — совершенно отстраненным голосом заметила Хельга. — В принципе, для кузнецов и магов Игдрасила…
— Послушай, не надо, а? — нервно бросила Любава. — От слова до дела ведь не так далеко. Нам в Лагенвельте только всей этой огненной дряни не хватало! Мне и так не по себе от того, что Ганс на все работы, связанные с новым оружием, нанимает каких-то новых людей не из родовитых потомственных членов Гильдий.
У меня по спине пробежал холодок. Мойша тоже скривился, будто нащупал больной зуб. До тех пор, пока вмешательства из Грубого Мира касались предметов и отдельных людей, с ними можно было бороться.
И тут я поймал на себе оценивающие взгляды и Зигфрида, и Хельги, и Любавы. О черт! Они что, мысли читать умеют? Или просто мне стоило бы перестать недооценивать умственные способности старших товарищей? Но я продолжил:
— Хорошо. Пока не делают. Мы видели тот схрон. Туда припасов на много лет активной войны не насуешь. Получается, что первые успехи Ганса были достигнуты на запасах первого схрона. Допустим, это случайность…
После следующих слов Мойши я был готов убить лешего за бестактность. Наш волосатый друг влез прямо посреди моей фразы:
— Правильно. А вот откуда у него новые запасы оружия? При этом такие, которых раньше не было? Два года воевал без огненных кувшинчиков — и тут — на тебе! Кто и почему подкинул ему такой подарочек?
Меня взяло зло.
— Послушай, Мойша, ты мне Дашь закончить или нет?
— Шамтор, мальчик мой, а мы разве не общее дело делаем? Какая разница, кто сказал. Мы ведь должны понять, что дальше делать.
Я повернулся к Любаве.
— Послушай-ка…И вот тут я забыл, что хотел спросить. Русинка вновь показалась мне голой. Морок был настолько сильным, что я поспешно сел на место и закрыл лицо руками.
— С тобой все нормально? — участливо спросила Хельга.
— Молодые, они все такие. — пробурчал леший. — Откроют рот — а как закончить — не знают.
Возникла неловкая пауза. Мне было ужасно стыдно, и в то же время я судорожно пытался вспомнить, что я хотел спросить у Любавы. Тишину разорвал вопрос Зигфрида.
— Так, Мойша! Раз уж ты выступил, давай докладывай, что удалось узнать тебе.
— Я…ладно…Короче, я встретил тут друга нашей семьи — тролля одного и мы пару дней пошарили по знакомым его…
Я всегда подозревал, что у наших и русинских волосатиков есть много общего. Но чтобы они семьями дружили? Лешего с болота не выманишь, троллей из пещер. Кроме повышенной мохнатости между ними не было ничего общего. Хотя нет — вру. Было. Наши тролли тоже вели достаточно замкнутую жизнь, не вмешивались ни в чьи дела, добывали руду в своих горах. В отличие от леших они активно торговали на всех рынках городов Фатерлянда и кое-кто даже поговаривал, что в их пещерах таились огромные состояния из природного золота и множества монет со всего Лагенвельта.
А Мойша тем временем продолжал:
— Короче, мы с Катцем побывали в разных почтенных домах у авторитетных в Фатерлянде троллей. Народ, конечно, темнит. Но мне удалось узнать, что Эссен, помощник Ганса, создал тут целую охранку, которая наводит страх на любителей поболтать. Есть темы, на которые говорить запрещено. Тех, кто пробует, убивают на месте. К числу особо секретных тем относятся все разговоры о сути нового оружия, местах,
Сердце мое застучало часто и даже как-то с перебоями. Я ничего не мог с собой поделать. Я хотел быть там, в этих мастерских — у тролля Хаима или в Игдрасиле, неважно. Главное быть причастным к таинству которое происходило там. Это была моя мечта. Но следователю Шамтору надлежало хранить каменное выражение лица. Я пару раз глубоко вздохнул и начал успокаиваться. Но все же Мойша начал поворачиваться ко мне. И тут ситуацию спасла Любава.
— Мойша, а с какого такого перепугу у тебя, сыча болотного в этих краях друзья семьи завелись? Может, ваши бабы втихаря через границы к этим горным богатеям бегают, а вы все песни свои на зорьке распеваете?
Мойша начал багроветь. Но ответить ему не дала Хельга.
— Я скажу. Извини, Мойша, твой сеанс связи с Русинскими Землями не относится к прямой служебной необходимости. Ты ведь за Катца меня просил.
— Да ты чаво… — зашипел лешак.
Но Хельга продолжила.
— Короче, Мойшин старший брат Барух…как бы это помягче сказать…короче, женщины его не интересуют. А Катц очень даже интересует. И эти голубки по моему каналу связи между собой час, наверное, ворковали. Не спорю, пикантно было послушать. Местами даже очень возбуждающе…Что ты пыхтишь, леший? Ты лучше поблагодари своего братца. Если бы он пару лет назад этому Катцу у вас там на болотах не присунул, ни к какому Хаиму в дом ты бы не попал.
Мне казалось, что леший сейчас взорвется от злости и всех нас забрызгает своей желчью. Он шептал:
— Дура, дура баба!
Да уж для его привычного жизненного уклада наши дамочки явно не подходили. Зачем он в принципе вылез со своих болот? Какая у него могла быть цель в этой чужой и грубой жизни? Ведь там, в их русинской глубинке, все было так просто — выбрал себе жену и сиди, плоди ребятишек, учи их владеть местным зверьем и оплакивай тех отпрысков, что не справились с животной магией и были загрызены волками, укушены вызванными змеями, задраны пришедшими на зов медведями.
Я слышал что обучение ихмагии связанной с вызовом любых лесных существ, одно из самых опасных занятий. И порядки в этом племени еще те. Чем больше семья, тем выше твоеположению в нем. Чем больше семья — тем больше болото. Все просто.
В принципе, когда я был на стажировке в Муроме, особенности культуры леших меня сильно интересовали. Их грустные песни о не доживших до инициации братьях и сестрах могли выжать слезу и из камня. На каждого выжившего взрослого лешего приходилось по четыре-пять погодков, не сумевших остановить пришедшие на их зов звериные полчища.