Тонкая стена
Шрифт:
— Это который в горах? Там по-моему четверо костоломов заседают…
— Пятеро, Ваше Величество, — поправил егоЭссен, — четверо вождей самых крупных племен троллей и вот этот самый Катц. Он у них вроде главного казначея. Пользуется огромным авторитетом. В общем личность харизматическая и нам нужная. Надо с ним поделикатнее…
— Поучи свою бабушку кур жарить, — Ганс поднялся с кровати и щелкнул пальцами.
Почти сразу в комнате появились четверо пажей, которым не было и восемнадцати лет. Два мальчика и две девочки со слащавыми улыбками и пустыми глазами детей, рано
Ганс знал, что его советник, поначалу возмущавшийся свободными нравами дворца, в последнее время избегал их критиковать.
— И правильно. — мысленно ухмыльнулся дер Хонник, — ну подумаешь, если я люблю разнообразие в любовных играх. Ах, как это приятно, когда одновременно….
Ганс почувствовал прилив желания, но, взглянув на постную рожу Эссена, понял, что сегодня у него вряд ли у него получиться легкое утреннее развлечение.
— Ладно, красивые мои, идите, мы с вами после обеда поболтаем! — проговорил Ганс, и пажи исчезли так быстро, как и появились.
Он видел, что Эссен хотел что-то сказать, но сдержался. Вот и правильно. Я — король! И все что я делаю — правильно! Именно за постоянное утверждение этой истины он щедро осыпал пажей наградами. Помимо плотских утех, все четверо клевретов делали все возможное, чтобы польстить своему господину, лишний раз подчеркнуть его ум, решительность, мужскую силу, наконец. Их было так приятно слушать! А Эссен…Он все дальше отходил за пределы близкого круга соратников короля. Но оставался по-прежнему нужен. Поэтому его надо было терпеть.
— Эссен, расслабься! — панибратски хлопнул Ганс советника по плечу, — пошли лучше чего-нибудь перекусим.
Онивышли из спальни и оказались в огромной комнате, которую Ганс приспособил себе под столовую. На короля иногда накатывали воспоминания о годах, когда он жил впроголодь благодаря своему скупому папочке и все время ходил в долгах. Поэтому сейчас Ганс не экономил на себе. Стол был заставлен яствами совсего Лангевельта. Эссен, опять же, несколько раз заикался по поводу ненужных излишеств в дни войны, но Ганс не так давно прямым текстом ему, наконец указал, что не его собачье дело указывать королю! В конце концов, он ведь никогда не завтракал в одиночку.
Гансневольно рассмеялся, вспомнив, каквытянулось в тот день после выволочки лицо советника.
— Что случилось? — повернулся тот услышав смех.
— Да так, анекдот один вспомнил, — объяснил Ганс и усевшись за стол, набросился на еду. Хороший аппетит был тоже наследственным в семье дер Хонников. Эссен счел нужным проявить умеренность.
Когда завтрак подходил к концу, на пороге столовой робко появилсяцеремониймейстер.
— Что тебе? — поинтересовался у него Ганс.
— Там, Ваше Величество, на аудиенцию тролли пожаловали.
— Пожаловали, говоришь, — громко рыгнул Ганс, — А зови их сюда!
— Ваше Величество, — подскочил от неожиданности Эссен — как можно, дворцовый этикет…
— Плевал я на эти этикеты с Ратуши Хранителей… — заявил Ганс и громко рассмеялся своей шутке, — я здесь правила устанавливаю,
Церемониймейстер поклонился и исчез. Эссен покачал головой. Ганс изготовился к новому спору с Советником, но к его удивлению Эссен промолчал. Тем временем двери открылись, и на пороге появились трое троллей. Первым делом они растерянно, но в то же время — как-то брезгливо оглядели столовую. Увидев во главе длинного стола Ганса, тролли поклонились ровно так, как предписывали правила — в пояс. Но в действиях их не было подобострастных пауз.
Сразу по исполнению должного ритуала, они выпрямились и застыли с ожидающими лицами. Их поведение начинало раздражать Ганса. В присутствии этих ходячих копилок, способных купить половину города просто к завтраку, он чувствовал себя пацаном, укравшим папину корону. Но Катц выделялся даже на фоне своих товарищей.
Он был из тех, чье присутствие в любом месте чувствовали даже те, кто его не видел. Ганс подумал, что если бы Катц был его врагом, то его надлежало убить на месте, а если бы он был его другом, то жизнь была бы намного спокойнее. Таким существам свойственна одинаковая подробность и в ненависти и в привязанности.
Глядя на непроницаемое лицо гостя, король впервые за долгое время подумал, что хотел бы быть похожим на него. У него возникло смутное подозрение, что под этой каменной маской скрывается много тайных чувств и желаний. И его предположение тут же подтвердилось. В зал вбежала девочка-паж с корзиной фруктов.
Трудно сказать, зачем на переполненном столе понадобились еще и фрукты, но вот тот маленький спектакль, который разыгрался за несколько мгновений, пока она была в комнате, заслуживал внимания. Катц словно поймал ее взглядом. Она бегала по комнате, а у присутствующих было полное впечатление, что это тролль взглядом посылает ее из угла в угол. Ребенок на глазах терял волю. И только, когда Катц отвел взгляд, она словно сорвалась с крючка и кубарем вылетела в дверь.
— Садитесь, господа хорошие, — сделал широкий жест рукой Ганс, не выдав своего удивления, — места много.
Троллипереглянулись, но последовали приглашению. Ганс невольно в душе себе поаплодировал. Видимо, эти горные тюфяки были смущены подобной фамильярностью.
Ганс заставил всех налить вина. Катц поднял руку. Все стихли.
— Величие и ничтожество человека чувствуются в каждом его вздохе и в каждом его шаге. — начал он.
Ганс внутренне поморщился. Что этот горный козел себе позволяет? Но тролль вдохновенно продолжил:
— Наш король с первой же секунды показал, что не погнушается пригласить к своему завтраку даже самых ничтожных своих подданных. И в этом великодушии— его величие. Именно оно сделало его легендарным фон дер Хонником. Военные победы нашего короля восхитительны. Но залог его побед — его любовь к простому народу. Выпьем же за нашего величайшего короля Ганса фон дер Хонника. И да пребудут с ним любовь и вера народная!
Ганс оценил красноречие гостя тем, что чокнулся и обнялся с ним. Осушив чашу, он откинулся на спинку стула и перешел к делу: