Тополята
Шрифт:
– Но мы имеем полномочия…
– У вас одно полномочие: немедленно покинуть Госпиталь… – Эсфирь Львовна резко надавила кнопку на краешке стола, и сразу возник в дверях грузный седоватый дядя в белой куртке с погончиками.
– Михаил Михайлович! Как эти дамы проникли сюда?
– Но, Эсфирь Львовна, я… У них бумаги из муниципалитета…
– Михаил Михайлович! При всем уважении к вашему стажу и заслугам я вынуждена предупредить, что, если подобное повторится, вы будете уволены незамедлительно… А теперь проводите дам к выходу.
– Слушаюсь…
Дамы-колоды
– Вы не имеете права! Мы подчиняемся непосредственно ООН!
Эсфирь Львовна царственно кивнула:
– «ООН» прекрасно рифмуется со словом «Вон!». Этим указанием вам и следует руководствоваться… Михаил Михайлович…
Вахтер в дверях отодвинулся и сделал приглашающий жест. Ювенальные дамы телами-колодами изобразили возмущение и двинулись к выходу. Одна из них (та, что раньше носила шарфик) обернулась.
– Это вам так не пройдет! Мы вернемся с полицией! И вам не поможет даже квартальный надзиратель, который недавно палил из пистолета в сотрудников правопорядка. Тем более что он уже за решеткой…
– Пистолет есть и у меня. Именной, – сообщила доктор Голубец. – Я полковник медицинской службы…
Михаил Михайлович аккуратно прикрыл за дамами и за собой дверь.
Тенька перепуганно спросил:
– А разве Михаила Аркадьевича арестовали?
– Что за чушь! Подпоручик Куликов на своем посту… Тень Ресницын! Забудь безобразную сцену, невольным свидетелем которой ты стал.
– Ладно, – сказал Тенька, хотя знал, что не забудет. – А у вас… правда есть пистолет?
– Разумеется… Надеюсь, он никогда не пригодится…
Прошло еще несколько дней. Страх высоты не оставлял Теньку. Но сейчас Тенька уже не очень страдал из-за этого. Надеялся: «Может, и правда все это пройдет…» Более серьезной была другая забота. Вернее, печаль. Никуда не денешься – скоро Кабул уедет в северный город Юхту.
Конечно, сейчас не прежние времена. Есть мобильная связь, можно видеть друг друга на экране. Но все равно это не то, когда сидишь рядом в Кокпите, когда тянутся от одного к другому теплые струнки…
Впрочем, сам Владька не очень грустил. Или, по крайней мере, не показывал грусти. Ведь радость его была больше печали. Он почти не говорил об отъезде: может быть, боялся сглазить подкатившее счастье. Только однажды он спросил:
– А когда сестры – не просто сестры, а близнецы, они ведь совсем одинаковы, да?
В тот момент были в палате у Кабула несколько человек. Не только Тенька, Шурик и Егорка, а еще Эвелина Полянская и Данька Сверчок. Все поняли осторожный вопрос Владика Свирелкина. А ответила Эвка:
– Конечно. Они очень похожи…
«Мы не умрем…»
Еще через несколько суток на Косе спилили тополя. Ночью. При свете фонарей. Случайные свидетели говорили, что работало два десятка дюжих мужиков в масках и охраняли их другие мужики – в камуфляже и с погонами.
Наутро поднялся большой шум. На Косе собрался митинг. Днем об этом сообщили в передаче городских новостей, и выступил даже сам Блондаренко – глава Айзенверкенбаума. Он утверждал, что не знает, чьих это рук дело.
– Возможно, это сделали те, кто рассчитывал прибрать себе Косу и не сумел. Так сказать, акт мести…
– А почему там была полиция? – спросил ведущий.
Мэр вскинул ухоженную седую шевелюру:
– Попрошу не задавать провокационных вопросов!
Вскоре на Косе, среди поваленных тополей, появились пикеты студентов. Казалось бы, откуда они в дни каникул? Но собрались. Зачем? Чтобы выплеснуть возмущение против городской власти и одуревших собственников? Не только. Сразу кто-то сказал, что Аллея Ветеранов должна быть посажена вновь. Немедленно. Здесь были студенты Сельхозакадемии. Они объяснили, что если крупные сучья только что спиленных тополей вкопать в почву, они пустят корни и вскоре выбросят ветки.
Нашлись спорщики. Стали объяснять, что сучья отрастают, если их посадить весной, а сейчас… сами понимаете…
Но спорщиков отодвинули.
– Отрастут… – с непривычной ноткой сказал Виталя. – Назло всем гадам.
– Потому что рядом Колесо Гироскопа? – шепотом спросил Тенька.
– Не только… Потому что мы все вместе.
Теньке мама заявила категорически:
– Не вздумай соваться на Косу! С тебя только вчера бинт сняли.
Тенька сказал:
– Все равно пойду. Можешь выдрать как сидорову козу…
– Заранее? Или потом?
– Лучше потом…
– Хорошо… К ужину чтобы был дома!
– Мам, я тебя люблю!
– Убирайся…
На Косе шли споры: зачем властям понадобилось спиливать тополя теперь? Ведь Коса уже принадлежала Институту. Одни говорили, что это месть. Другие объясняли, что у властей такая «фобия»: чиновникам за каждым большим деревом чудится террорист с автоматом и взрывчаткой. Но говорили и о посадках. Посадками распоряжался рыжий студент Артур. Всем желающим раздавали ножовки и лопаты. Пришли ребята из Карпухинского и Макарьевского дворов (кто никуда не укатил на лето). Пришла Изольда Кузьминична – в розовых брючках и кокетливой косыночке. Попросила Артура:
– Лопаточку, пожалуйста. У меня есть опыт огородной работы.
– Извольте, сударыня…
– Гы… – сказал стоявший неподалеку ее недруг Жох. Но не громко и не сердито…
Пришел даже Кабул. То есть Владик Свирелкин. Эсфирь Львовна отпустила его на полчасика, только позвонила Витале и просила «присмотреть». Владик и Тенька вместе подошли к Артуру за лопатами.
– Работайте, тополята, – очень серьезно сказал тот. – Делайте будущее…
Копать было трудно, особенно маленьким, вроде Егорки. Однако находились помощники. Парни с крепкими мускулами перехватывали лопаты у «тополят». Скоро между разлапистых пней темнели узкие ямы для стволов-саженцев. Стволы были высотою метра два, а толщиной с тонкое бревнышко. Между ними ходили Сима, Лиска и песий подросток Бумс. Одобряли работу…