Торговцы грезами
Шрифт:
А теперь он стоял возле кровати, глядя на Джонни. Нагнувшись, он положил руку ему на плечо.
— Джонни, — мягко позвал он, — Джонни, посмотри на меня.
Джонни медленно повернулся, чувствуя на своем плече тепло ладони, и взглянул в лицо Рокко. Тот смотрел на него с состраданием.
— Я понимаю твои чувства, Джонни, но тебе от этого никуда не деться. Тебя ждут дела, тебя ждут друзья. И я не позволю, чтобы ты все время прятался от них здесь. — Он глубоко вздохнул. — И ты начнешь ходить, потому что я найду способ заставить тебя это сделать.
Джонни молча смотрел на него, затем, собравшись, ответил:
— Если хочешь найти способ заставить меня ходить, — сказал он горько, — найди тогда мою ногу. — И он снова отвернулся к стене.
Рука Рокко повисла в воздухе. Ответ Джонни причинил ему боль. Он медленно побрел вон из комнаты.
Ночью Джонни преследовал кошмар — он бежал по длинной знакомой улице, улица была так длинна, что не видно было ни конца ни края, но Джонни все же знал, что его ждет в конце улицы, и он спешил туда. Он все бежал и бежал, и наконец вдали показался конец улицы. Там стояла девушка. Хотя он не мог различить ее лица и видел лишь очертания гибкой фигуры, он знал, кто она.
Внезапно улица наполнилась народом. Они стояли и, глядя, как он бежит, указывали пальцами и смеялись. «Вы только посмотрите на этого одноногого калеку, который пытается бежать», — покатывались они со смеху.
Сначала Джонни не обращал на них внимания. Все его мысли были о девушке, которая стояла, ожидая его, но чем ближе он становился к ней, тем громче хохотали люди. Наконец он остановился.
— Над кем вы смеетесь? — спросил он.
— Над тобой, — ответил один из них злорадно. — Все знают, что одноногий калека бегать не может.
— Я могу, — сказал Джонни.
— Не можешь, — ответил ему издевающийся хор голосов.
— Могу, могу! — заорал он на них. — Сейчас я вам покажу.
Повернувшись, он попытался побежать, но внезапно понял, что не бежит, а лишь неловко ковыляет. Вне себя от отчаяния он все же пытался бежать, сердце колотилось так, словно хотело выскочить из груди. Тут его вдруг охватил ужас, и он упал.
Толпа сгрудилась вокруг него.
— Видишь? — твердили они. — Мы были правы — ты не можешь бегать. — И они продолжали глумиться над ним.
— Я могу бегать, я могу бегать, я могу бегать, — повторял он, стараясь подняться. Он посмотрел в конец улицы, где стояла девушка. Она повернулась и стала уходить прочь.
— Подожди меня! — в отчаянии закричал он. — Я могу бегать!
Но она уже ушла.
Джонни открыл глаза, они были мокрыми от слез. Дрожащими руками нащупал сигарету. Пока он шарил в поисках спичек, перед ним вспыхнул огонек.
Он прикурил, затянулся и поднял глаза. При свете спички он увидел лицо Рокко. Джонни глубоко затянулся.
— Ты когда-нибудь спишь, Рок? — спросил он.
Рокко задул спичку. В темноте было заметно, как он улыбнулся.
— Когда же мне спать, — ответил он, — если приходится гоняться за тобой по всем коридорам.
Джонни с недоумением посмотрел на него.
— Что ты хочешь этим сказать?
Рокко снова улыбнулся.
— Я услышал, как ты вопишь, и решил посмотреть, в чем дело. Ты сидел на краю кровати и пробовал встать, я уложил тебя обратно, но ты начал вопить: «Я могу бегать».
— Это, наверное, был сон, — сказал Джонни.
— Да нет, это не сон, — спокойно ответил Рокко. — Я бы ничуть не удивился, если бы ты встал и пошел. В конце концов так оно и будет. — Он взял в руки костыли и сложил их вместе. — После того, как ты научишься ходить.
Зал был уже полон, когда Рокко, толкая перед собой инвалидное кресло, стал протискиваться вперед, где Джонни было бы хорошо видно экран. Джонни оглядывался по сторонам. На лицах сидящих было написано нетерпение. Последние две недели только и разговоров было, что о фильме, который обещали показать в госпитале. Люди, потерявшие интерес к жизни, вдруг оживились.
К большому удивлению Рокко, Джонни был одним из них. Когда он впервые услышал о фильме, он выпрямился в постели.
— Я хочу посмотреть фильм, — заявил он Рокко.
Рокко взглянул на него. Он давно не видел у Джонни такого выражения лица: на его лице светилось предвкушение радости и чуть ли не восторг.
— Конечно, — сказал Рокко, — конечно. Пойдешь сам или тебя отвезти?
Джонни взглянул на костыли и перевел взгляд на Рокко.
— Думаю, будет лучше, если ты отвезешь меня, — сказал он, стараясь улыбаться. — Так гораздо шикарнее, и к тому же место гарантировано.
Рокко захохотал, и это была явная перемена к лучшему: впервые за долгое время Джонни попытался сострить.
Всю следующую неделю Джонни приставал к Рокко с вопросами: что за картина, кто играет, какая компания выпустила ее, кто режиссер?
Рокко не мог ответить ни на один вопрос. Похоже, что и никто бы не смог, все, что они знали, — что привезут картину. Странно, думал он, почему это так заинтересовало Джонни?
— Почему тебя так интересует этот фильм? — спросил он.
Джонни не ответил, и Рокко подумал, что тот заснул. Но он не спал. Он лежал на кровати с закрытыми глазами, испытывая при этом лихорадочное возбуждение. Он и не думал, что когда-нибудь сможет испытывать подобные чувства. С тех пор как его ранило, он никому не писал, даже Питеру. Письма, что он получал, оставались без ответа. Он не хотел их соболезнований и сочувствия. Если бы он не был калекой, он бы вернулся обратно, но сейчас он не представлял, кем он может быть для них, кроме тяжелой обузы, поэтому он никому не писал и выбросил из сердца и из головы все, что касалось прошлого.