Торговцы жизнью
Шрифт:
Но самым главным в том строительном классе, который устроили ширы, была техника каменного литья. Ростик как впервые увидел эту технологию, так дня три не мог избавиться от ощущения, что спит и не может проснуться. Чудеса, которые небрежно творили трехногие и червеобразные, возникали так же легко и без затей, как дети из песка строят свой игрушечный мир.
В самом деле, зеленокожие замешивали поутру какую-то смесь из глины, краснозема, песка, добавляли иной раз в них человеческую бетонную щебенку, потом засыпали какие-то порошки, которые преимущественно были трех цветов – синего, темно-оранжевого и грязно-серого, а потом начинали аккуратно лепить то,
Когда Рост, прикомандированный к зеленокожим в малопонятном качестве консультанта, доложил в Белый дом, что творят зеленокожие, Председатель потребовал от Ростика, чтобы он договорился о передаче этой технологии людям. Ростик, немало сомневаясь, пошел к зеленым умельцам, но все оказалось проще пареной репы. Именно передачу этих порошков шир Марамод и предлагал Ростику во время исторических, как теперь стало ясно, последних переговоров, хотя этого-то Рост тогда как раз и не понял, либо его перегруженное сознание не справилось с этим знанием.
А впрочем, теперь это было не важно. Рост и ширы теперь встречались каждый день по многу раз, иногда разговаривали, то есть рисовали друг другу разные картинки, иногда просто улыбались друг другу, причем ширы, подрагивая от весьма сложных чувств, обуревающих их, старательно пытались повторять этот магический для человеческого общества мимический трюк.
Так или иначе, но теперь, когда все мыслимые предварительные договоренности были достигнуты, ему предстояло вести Марамода к Председателю, чтобы состоялось главное – чтобы шир передал в руки человека мешочки с порошками. Остальное, как был уверен Рымолов, было уже не так трудно. В конце концов, у него были ребята из университета, и даже из политеха, и даже заводские инженеры – им и следовало разбираться, что из технологии широв пригодно для людей, а что лучше модернизировать.
Первым делом Рост отправился в новый кабинет Марамода. Для этого ему пришлось миновать несколько десятков людей, занятых работой вместе с червеобразными, потом пройти сквозь вооруженную копьями зеленокожую стражу, подняться по очень сложной лестнице, протянувшейся над огромным залом с каменными скамьями, расположенными амфитеатром над небольшой сценой, и наконец он оказался почти под крышей дворца широв, возведенного зеленокожими в Боловске раньше, чем все остальные строения.
Как ни странно, Марамод уже ждал его и тоже был принаряжен. На стене его кабинета, как и в Чужом, была вылеплена каменная доска с нанесенным на нее воском. Рост осмотрелся. На доске не было ни малейшего бугорка, ни крохотной черточки. Все тут сверкало новизной и необжитой гулкостью. «Впрочем, – подумал Рост, – пройдет пара месяцев, и все изменится». Жизнь-то налаживалась.
Покланявшись от души друг другу, Ростик и Марамод подошли к доске, Рост достал свой знаменитый на полгорода рыбий шип и уверенно, едва ли не с легкостью профессионала, стал изображать Марамода, себя, Председателя, хотя этот получился уже не очень. А потом изобразил несколько мешков.
Шир забеспокоился, это было видно по тому,
Он взял палочку и нарисовал Ростика, который якобы подошел к комплексу и тронул какого-то из широв за руку, а потом этот шир протягивал Ростику требуемый мешок, который в восприятии Марамода, разумеется, выглядел уже иначе. Рост отрицательно покачал головой и изобразил кабинет Председателя, как он его видел: длинный стол для совещания, с одной стороны которого стоял Рымолов, а с другой – Марамод с Ростиком.
Зеленокожий чуть заметно пожал плечами, потом подумал и довольно небрежно смахнул все рисунки с доски. Что это значило, Рост не понял – то ли шир отказывался следовать придуманному в человеческих кабинетах протоколу, то ли не считал проблему существенной.
Так или иначе, они тронулись к Белому дому. Рост сначала попытался объяснять своему спутнику принципы человеческого градостроительства жестами. Но это оказалось невозможно, поэтому он стал все чаще говорить нормальным русским языком, а потом и сам не заметил, что шел, размахивая руками и чуть велеречиво талдыча что-то, словно гид. Наконец перед самым Белым домом он опомнился – шир-то едва ли что-то понимал. «Но с другой стороны, – подумал Ростик мельком, – вдруг Марамод не только ментальный, но и лингвистический гений и скоро сам заговорит? Волосатики определенно что-то понимали по-человечески, почему бы не попробовать тот же трюк с зеленокожими?»
Они вошли в здание, где размещался Председатель. Людей, вернее, чиновников, набилось в холле как сельдей, а кроме того, здесь толпилось немало ребят с автоматами на плече. Зачем они были тут нужны, Рост не знал, да и не собирался выяснять.
Они поднялись по ступеням бывшего райкома. Шир вел себя не как полномочный посол, а скорее как посетитель очень странного музея – даже, как показалось Ростику, пожимал плечами, но на ходу ему могло и почудиться. Потом сухая, очень серьезная женщина перехватила их в приемной и ввела в кабинет Рымолова.
Тот встал из-за стола, пошел навстречу зеленокожему, вытянув руку. Ростик попытался объяснить Председателю, что лучше будет поклониться, но тот, видимо, решил по-своему. И получилось нелепо, потому что этот жест шир Марамод не знал и очень удивился, когда Председатель взял его за руку и принялся ее трясти. Сам-то шир поклонился, потом улыбнулся, и… Председателя отнесло к противоположной стене. Бывший профессор политеха, видимо, сам не ожидал от себя такой реакции, но необычность происходящего сыграла свою шутку с его нервами. Он даже спросил:
– Ростик, чего он?
– Он так улыбается, Андрей Арсеньевич, – пояснил Рост, отметив, что Председатель обратился к нему даже не по фамилии.
– Улыбается?
Возникла пауза, потому что в кабинет, следом за зеленокожим, все входили и входили разные строгие дяди в галстуках и женщины с некрашеными глазами. Наконец, дождавшись, пока в кабинете собралось человек двадцать, Рымолов предложил:
– Может, сядем?
Что и проделал с заметным облегчением. Рост подтащил стул к той стороне стола, которая оказалась напротив Рымолова, и знаком указал на него Марамоду. Тот поудивлялся, но, смирившись с ситуацией, уселся, неудобно подобрав под себя три свои ноги, – человеческая мебель была ему не по росту.