Торговец душами
Шрифт:
Тихо, безлюдно, темно… Тут бы открыть окна, впуская свет и свежий воздух, стереть пыль, почистить и отполировать мебель – получился бы прекрасный дом в немного старинном стиле, просторный, уютный. А на него как будто махнули рукой, признав безнадежным. Превратили в лабиринт из мрачных коридоров и комнат. И кажется, что в нем за очередным углом подстерегает голодное чудовище, желающее тобой отобедать…
Дойдя до гостиной, где все еще сидел Хартингтон, тихо свернула в холл, чтобы не тревожить его. Столовая и кухня, где что-то аппетитно шкворчало, были
Это был не слишком длинный коридор, явно ведущий к той самой боковой башне. Справа шел ряд узких окон, выходящих на сад, а на стене слева висели картины. Я подошла поближе, рассматривая их. Это не были шедевры мастеров Золотого века или Вольтанской школы живописи, стоящие миллионы. Не мрачные торжественные полотна вроде тех, что висят в холле. Неизвестный художник изобразил самые простые вещи: вазу с цветами, яркий розовый куст, закат на озере. Но сделал это так красиво, нежно и воздушно, что я глаз не могла оторвать. Судя по стилю, это было делом рук одного и того же человека, явно местного, потому что на одной из картин я узнала набережную Келтона. Может это нарисовал Вейн Харингтон? Или кто-то из его родных, например, жена?
Неторопливо рассматривая картины, я шла вдоль стены и в самом конце наткнулась на единственный портрет. На нем была нарисована красивая блондинка. С чуть растрепанными волосами и очень солнечной улыбкой, она держала в руке пучок кистей для рисования и лукаво щурилась.
– «Ванесса Хартингтон», – прочитала я подпись. – «Автопортрет».
Значит, все-таки жена… Та самая, чью смерть с трудом пережил Вейн Хартингтон. Жаль ее. Такая молодая и красивая… И мне почему-то кажется, что она была хорошим человеком…
– Вам нравится? – Чужой вопрос раздался над ухом, как гром среди ясного неба.
Резко развернулась и увидела незнакомого молодого мужчину. Он стоял, небрежно сунув руки в карманы брюк и рассматривал меня с каким-то странным интересом.
– Я вас напугал? – он недоуменно поднял бровь, видя, что я не тороплюсь отвечать.
– Нет-нет, – я спохватилась и затрясла головой. – Просто… увлеклась.
– Бывает.
– Красивые картины, – выдавила кривую улыбку.
– Последняя любовь и радость Вейна, – как-то цинично выдал незнакомец.
– На одной есть имя. Ванесса Хартингтон. Это супруга лена Хартингтона?
– Да. Она умерла.
– Как жаль...
Интересно, а ты кто такой? На персонал не похож. Еще один гость Кулиджа? А может жертва, как и я?
– Я Кин, – тот избавил меня от мучительных попыток угадать и все же представился. – Племянник Вейна.
– Соня, – кивнула в ответ. – Соня Милс. Гостья… доктора Кулиджа.
– Знаю, – он смотрел на меня все с тем же странным интересом. – Думаю, дальше вам идти не стоит.
Я оглянулась и увидела, что дошла до двери, явно ведущей в башню.
– Там мастерская жены Вейна, – пояснил Кин. – Он не любит, когда рядом ошиваются посторонние.
Да уж. Само радушие и дружелюбие. Но пришлось кивнуть, сделав вид, что мне очень стыдно. А потом я все же спросила:
– Вы знали ее?
– Нет, – интерес в глазах мужчины сменился равнодушием. – Я переехал к Вейну уже после ее смерти.
– Ясно.
– Говорят, они очень сильно любили друг друга. Так сильно, что, когда Ванесса заболела, Вейн был готов на все, лишь бы ей помочь. Тратил бешеные деньги на лекарства. Искал лучших врачей…
– Но чуда не случилось.
– Ванесса умерла. С тех пор Вейн никогда не улыбается и живет лишь одними воспоминаниями о ней.
Я перевела взгляд на портрет женщины. Почему-то мне совсем не сложно представить, как ее любил не только муж, но и все, кто когда-либо знал. Эта галерея – единственное солнечное и радостное место в доме. И не только из-за окон, но и из-за картин, которые здесь висят. А ведь говорят, что настоящие художники вкладывают в свое творчество частичку души.
– Это очень грустная история, – проговорила тихо.
– Да, – усмехнулся Кин. – А вас кто-нибудь когда-нибудь так любил?
И пока я хлопала глазами, не зная, что ответить, он развернулся и пошел к центральной лестнице.
– Ужин в семь. Не опаздывайте.
Проводив взглядом его коротко стриженный затылок, я еще раз оглянулась на дверь и отправилась к себе в комнату. Конечно, в башне может быть совсем не мастерская, а что-нибудь гораздо более интересное, но пробираться туда сейчас точно не стоит. Вдруг это вообще была провокация? И Кулидж ждет, что я полезу туда, куда лазить запрещено? Нет, пока я буду вести себя примерно.
До ужина меня никто не трогал, да и я сама не выходила из комнаты. А когда на часах было без десяти семь, открыла окно, как мы договорились с Тагрианом, просто переплела волосы, чуть поправила макияж и пошла вниз.
Войдя в столовую, замерла на пороге. Я понимала, что вряд ли буду ужинать одна, но это сборище меня ошарашило. Потому что здесь был доктор Кулидж в новеньком, с иголочки, костюме, такой же нарядный Кин, как всегда хмурый Вейн Хартингтон и Саманта Стэнтон. Вот уж кого, а ее я вообще не ожидала увидеть. Еще и в таком виде. На ней было красивое платье из кроваво-красного шелка, облегающее фигуру, как вторая кожа. Светлые волосы лежали волосок к волоску, а элегантный макияж подчеркивал высокие скулы и пухлые губы. М-да, я в своих слаксах, к которым местами прилипла волчья шерсть, и немного мятой блузке выглядела рядом с ней откровенно жалко.