Торговка счастьем
Шрифт:
– Красивенькая такая, стройная, с двумя сумочками, – глаза очкарика мечтательно закатывались, когда он вспоминал о пассажирке Зубова.
А вот куда направилась та самая пассажирка, он не запомнил.
– Разве до того было? Сел в такси и уехал. Таких красавиц вокруг полно!..
Красавиц полно, не спорил Симонов, а вот красавиц, гуляющих по городу с сумкой, набитой деньгами, – мало. Почти нет их. И красавиц, унаследовавших огромную финансовую империю, не так уж много.
– Что делать станем? – спросил он у Валентины через пару дней после
– Искать, – подергала она угловатыми плечами.
– И долго искать станешь? – он неодобрительно покосился на помощницу: слишком уж спокойной выглядела.
– Уже ищу, Геннадий Степанович. Уже ищу. – Валентина вздохнула. – Не так просто водителей разговорить. Денег не берут. Крысятся… Тут еще менты к ним пожаловали. Всю контору их вверх дном перевернули.
– Через таксиста на них вышли?
– А то как же! Он ведь трещал не только с нами. И с ментами еще. И с Дмитрий Дмитриевичем.
– Понять можно, – махнул рукой Симонов.
– Ну да, ну да. Резона молчать у него нету. На хрена ему на зад приключения, так ведь?
И она задумчиво уставилась за окна гостиной, где рыхлили землю под кустарниками два садовника. Весна напирала. Солнце временами так жгло, что Симонов приказывал включать кондиционеры в доме. И вчера осмелился пройтись по газону босиком, хотя Валентина и косилась в его сторону неодобрительно, помня о его застуженных еще в юности почках.
– Разговорчивый… – закончила вдруг Валентина, ощутимо скрипнув зубами.
– Угу… – Симонов с недоумением уставился ей в спину, на которой позвонки выступали, как массажные шарики на эспандере. – Тебе, стало быть, он тоже не нравится?
– Не нравится, – кивнула она стриженной под пацана головой.
– А что так?
– Слишком в нем все как-то, Геннадий Степанович. Все слишком. Слишком словоохотлив. Слишком услужлив. И… Слишком как-то вовремя он нам подвернулся, когда мы по той улице ехали.
– Угу…
Глаза Симонова потеплели. Не ошибся он, принимая ее к себе на службу! Не промахнулся! Ведь мыслит точь-в-точь как он! Но все равно решил подразнить ее, возразив:
– Но таксист же, Валь. У них всегда одно и то же место наезжено. И на нашей улице тоже одни и те же мужики катаются. Не обращала внимания?
– А то как же! – фыркнула она и посмотрела на хозяина, как на несмышленыша.
– Ну вот, видишь.
– Вижу. И понимаю. Но вот тут… – она поводила крепким кулаком возле сердца. – Что-то неспокойно. Свербит и свербит, как чирей. Смотрю на его рожу и… и не верю. И справки уже навела о нем, и контакты все пробила. И родню проверила до седьмого колена. Чист наш Зубов. Зубов Андрей Иванович.
– Ну вот, – он недовольно поджал губы.
Жаль, что проверка ничего не дала. Он надеялся.
– А с другой стороны, как можно верить случайным людям, с которыми он знаком год, полгода, а то и меньше? – задумчиво произнесла Валентина, безошибочно угадав настроение хозяина. – И родня…
– А что с ней не так?
– Да все вроде так. В контактных сетях сейчас всех найдешь. И жена его там имеется, и брат родной.
– Откуда они?
– Да издалека. С Оренбурга. Но в сети каждый вечер, переписываются с ним. Наш мальчик взломал их странички. Переписку прочли. Все путем. Любовь, морковь и все такое.
– Чего тогда, Валь?
– Ну не знаю! – воскликнула она и ударила кулаком себя в грудь. – Что-то не так, Геннадий Степанович. Чую нутром, что-то не так.
А может, они мудрят чрезвычайно, вдруг подумал Симонов. Ищут черную кошку в черной комнате, а ее там и нет. В другом месте надо рыть, в другом.
И он произнес вслух:
– Оставь таксиста. Ищи Настю. Это сейчас приоритетная задача. Ищи Настю…
Глава 7
– Ищем, товарищ полковник, – докладывал Алексеев начальству через неделю после исчезновения вдовы Дворовой.
– Так оперативнее ищите! – шумел полковник.
Он был классным мужиком, правильным. И шумел скорее от злости на обстоятельства, на то, что ничего не клеится в этом расследовании. А не на них, на свою команду, которой гордился и которой доверял.
– Доложи, что ли, уж… – стих он через минуту. – Что есть вообще?
Алексеев доложил, что им стало известно за минувшую неделю.
Настя покинула дом самостоятельно. Никто ее не похищал. Она собрала что-то из вещей, поймала на своей улице такси. Доехала с ним до своего банка, там забрала что-то из ячейки, арендованной на ее же имя. Ни к одному из счетов не притронулась, хотя часть из них была ее. Потом таксист доставил ее на крохотную автостанцию, где она села в пригородный автобус, купив билет прямо у водителя.
– Водитель что?
– Водитель утверждает, что ничего не помнит…
Может, и не помнил. Он за день по этому маршруту мотается раза четыре, а расстояние в оба конца почти двести двадцать километров. И остановок тьма. И народу много возит. Девушку узнал, конечно. Но багажа у нее не помнит.
– Почему? – спросил его Алексеев.
– Потому что запоминают лишь то, что сдается в багажное отделение, – признался водитель. – Ручная кладь мне по барабану. Я за нее не отвечаю. Вот если бы она в багажное отделение свои вещи сложила, тогда да. Тогда я в ответе, чтобы никто другой ее вещей не забрал. Тут хочешь не хочешь – запоминай…
Где она вышла, он не помнит тоже. Народ входит и выходит не по одному. Станет он их по головам, что ли, пересчитывать? По лицам сличать? Ему оно надо?! Ему главное, чтобы на ступеньках никто не повис, в дверях не застрял.
– Ну, а билет-то она куда покупала? У вас же билеты разной стоимости, так?
– Так, – водитель отчаянно морщил лоб, было видно, что помочь-то хочет, но не выходило. – Ведь вдруг совру, начальник, тебе надо?
Пришлось посадить Вадика на тот маршрут с фотографией Насти. И каждый день, прежде чем тронуть транспортное средство с места, водитель громко объявлял: