Торговка счастьем
Шрифт:
Она тоже, как и он, была помешана на аккуратности. Не терпела пыли на обуви, не любила лишних заломов на одежде. По возможности, человек должен всегда выглядеть опрятным, считали они оба. И каждое утро, собираясь на службу, Вадик начищал обувь и себе, и ей. Она благодарила. Жанна не замечала начищенных туфель и сапог. И запросто могла, выйдя из подъезда, ступить в лужу или в грязь. Обходить подобные препятствия она была не приучена.
Вера поставила перед ним белоснежную чашку с золотой каемкой, полную черного крепкого кофе. Рядом поставила сахарницу и блюдце с лимоном. Она знала,
– Зачем ты здесь, Вадик? – спросила она после третьего глотка. – Что значит этот ордер? Это предлог увидеться со мной?
Ему вдруг захотелось сказать «да». И захотелось усадить ее себе на колени. Обнять за тонкую талию, прижать к себе теснее ее тело, так славно пахнувшее. И если бы не это нелепое креслице, наверняка хлипкое, он бы, может, так и сделал.
– Верочка, мне необходимо изъять у вас записи с камер видеонаблюдения полуторамесячной давности, – сказал он вместо того, чтобы тут же начать с ней целоваться.
– Ой, не знаю, смогу ли я тебе помочь.
Ее высокие скулы покраснели. Она поняла, точно поняла, о чем он думал, прежде чем раскрыть рот.
– А что так?
Он уставился на ее коленки, обтянутые тончайшим нейлоном цвета нежного загара. Он знал, что под ним ее кожа именно такого цвета. Вера регулярно посещала солярий.
– Полтора месяца! Это срок, Вадик! Записи могли быть уничтожены и…
– Верунь, Верунь, остановись, – он сполз чуть вперед, наклонился к ней, глянул с нежностью. – Я точно знаю, что хранятся они у вас три месяца. Все записи хранятся по три месяца, потом утилизируются. Поможешь в расследовании?
– А какие записи нужны? С камеры наружного наблюдения или…
– С камеры наружного наблюдения, – кивнул он, блуждая по ее телу взглядом жадным и запретным.
Ее лицо сделалось ярче от того, как именно он сел, наклонившись в ее сторону, и от того, как именно он на нее смотрел. Она знала этот взгляд, знала!
– Хорошо, я постараюсь помочь.
Вера кивнула, дотянулась до своего стола, он был совсем близко, взяла трубку стационарного телефона и набрала охранника. Отдала распоряжения, назвав точное число, снова положила трубку на место, откинулась на спинку. Поза ее стала чуть вольготнее, ноги расплелись, вытянувшись в его сторону.
– Сейчас, минут через десять, принесут, – проговорила она. И вдруг спросила: – Как ты, Вадик?
– В смысле? – он не мог отвести взгляда от ее коленей, чуть раздавшихся в стороны.
– Как вообще живешь? Счастлив? Счастлив с Жанной?
– Не знаю, – он дернул плечами, допил кофе, пожевал лимон. – До того как увидел тебя, все будто было нормально. Как-то правильно. Сейчас – не знаю.
– Я так и думала, – на дне ее глаз зажегся удовлетворенный огонек. Подбородок шевельнулся вверх-вниз. – Твоя женитьба была странной.
– Возможно…
Он вдруг попытался вспомнить, почему расстался с Верой, и не смог. У них же все было хорошо, верно. Почему тогда?!
– Потому что ты переспал с Жанной, – ответила она холодно, когда он вслух спросил то, о чем подумал. – Я не смогла простить тебе того, что ты переспал с ней! Именно с ней! Вадик… Вадик, меня постоянно мучает один и тот же вопрос – почему?! Почему с ней?!
И он задумался. И начал вспоминать. А почему, действительно? Почему он бросил Веру – ухоженную, утонченную, рассудительную – ради хохотушки Жанны, которая могла запросто надеть неглаженую рубашку под джемпер, потому что не видно. Могла погладить лишь воротник. И могла из пыльной кружки выпить воды, не ополоснув ее, а просто в нее дунув.
Почему?!
Может, потому что мог любить ее, когда хотел? Заспанную, уставшую, расстроенную, веселую, душистую после душа и слегка вспотевшую после уборки? Может, потому что не требовалось им для любви специальных приготовлений? Ванны с лепестками роз, ароматических свечей в спальне и какого-то удивительного крема, пробуждающего чувственность. Жанка, она…
Она могла потянуться к нему через стол за ужином, ухватить за затылок. Притянуть к себе и начать целовать жадно-жадно. И потом непонятным образом тут же могла очутиться у него на коленях совершенно без одежды. И без конца шептать ему на ухо что-то такое милое, нехитрое, отчего у него щемило сердце и ныло все тело. И никогда, никогда она не говорила ему в постели, что и как он должен сейчас сделать, в какой момент остановиться или начать двигаться, и не учить не орать так громко ей на ухо. Жанка и сама орала.
Эти мысли его отрезвили. Он сел ровно. Глянул на Веру спокойно. Он все понял, он все вспомнил. И он ответил:
– Потому что я ее люблю, Вера.
– Но меня ты тоже любил! – злым голосом возразила бывшая подруга.
– Ее я люблю по-настоящему. – Вадик пожал плечами, скроил виноватое лицо. – Прости…
Они замолчали. Он рассматривал убранство ее кабинета, находя его излишне темным. Она смотрела на кончики своих туфель, безупречно вычищенных. Потом пришел охранник, отдал им диск.
– Предлагаю сначала просмотреть, – сказала Вера, вставляя диск в свой компьютер. – Если что-то покажется тебе важным, сделаем копию.
Копию можно было сделать и без просмотра, хотел он возразить. Но потом пожалел ее. Может, она решила оттянуть их расставание. Вот и тянула время.
Кадры замелькали на быстрой прокрутке. Машины, проезжающие мимо. Много машин. Всяких разных. Нужной не было. А потом вдруг…
– Стоп! – заорал Вадик так, что Вера подпрыгнула в своем кожаном кресле. – Отмотай назад и на медленном… Ага! Ничего себе! Кто это, Вера?!
Он ткнул пальцем в рыжеволосого мужчину в коротком кашемировом пальто, энергичным шагом вывернувшего откуда-то под камеру. И взявшему курс прямо на дверь салона.
– Кто это? Ты знаешь его?
– Ну да. Это наш постоянный клиент. Он часто покупал дорогое белье в подарок своей супруге. В тот день был привоз. Постоянным клиентам были отправлены сообщения на телефоны, – ответила Вера. – Но его давно не было. Как же его фамилия-то…
– Дворов. Это Лев Дмитриевич Дворов, – он аж охрип от потрясения. – А давно он не был у вас, потому что в тот самый день его убили.