Торговка счастьем
Шрифт:
– Товарищи, прошу посмотреть на фотографию, которую вам сейчас покажет сотрудник полиции. Эта девушка ехала этим маршрутом неделю назад. Может, кто-то видел ее или помнит, где она вышла…
И так далее и тому подобное. Каждый день по нескольку раз. Пока ничего не выходило. Пока пассажиры лишь отрицательно качали головами.
– Слышь, Игорь, а может, водила того… Врет? Может, это он ее того… Похитил? А говорит, что на автостанцию привез?
– Да нет, товарищ полковник. Не врет. На одной из записей с камеры видеонаблюдения мы обнаружили ее на посадочной платформе. Видимость, правда,
– А багаж? Багаж ее виден?
– Нет. Снято по плечи. Да и свидетель имеется, которого таксист потом с автостанции забирал. Он тоже Настю видел с двумя сумками. Но куда прошла, не успел заметить.
– Свидетель – это все хреновня, Игорек, – сокрушенно вздыхал полковник. – Запись – свидетельство стоящее. А свидетель твой… Он запросто может быть соучастником таксиста, который может оказаться убийцей и… Да кем угодно он может оказаться!
– Таксист он, товарищ полковник. Работает в этом районе уже больше года. Без нарушений, взысканий и замечаний. В выходные работает на себя. Начальство не против. Он хороший работник, за него держатся. А в выходные потому калымит, что, говорит, платят щедро. Ему деньги надо на родину отправлять жене. Так что… Таксист он, товарищ полковник. Просто таксист.
– Ладно… Пусть Вадим с рейса не сходит. Пусть еще покатается.
– Так точно, товарищ полковник.
– По тройному убийству есть что-то?
– Кое-что, но мало. Очень мало.
– И что же?
– Установлены личности погибших. Установлено, на кого один из них работал. То есть по чьему приказу вел наблюдение, но…
Прослушав его «но», полковник оживленно перебил:
– Да ну! И кто же насажал вокруг дома вдовы наблюдателей?
– В доме сидел Русаков, я уже докладывал…
– Помню, помню. Чей он?
– Некто Симонов его туда посадил. Симонов Геннадий Степанович, давний конкурент Дворова-старшего. Говорил с исполнителем не часто, но говорил. Удалось получить распечатки их разговоров. Отболтаться не получится. Это человек Симонова.
– Что он говорит по этому поводу?
– Да ничего особенного. Утверждает, что охранял бедную девочку. И, как оказалось, совсем не зря. Вон что случилось!
– Н-да… – полковник снова протяжно вздохнул. – За это не судят.
Это точно! Предъявить Симонову обвинение за лишнюю опеку над бедной вдовой было невозможно. К тому же, как понял Алексеев, тот сильно нервничал из-за того, что Настя сбежала. И он нервничал, и охранница его – странная женщина, похожая на худощавого некрасивого юношу.
– А те, что в машине?
– Те – сто процентов – люди Дворова-младшего. Но тут без доказательств. Просто кто-то что-то заметил. Кто-то что-то говорил. Его это люди.
– И что же?
– А ничего. Никто не согласился говорить под протокол. Дворов как бы ни при чем.
– Н-да… – продолжил сокрушаться полковник. – Но он тоже в пострадавших. Сначала его брат погиб. Потом его людей убрали. Тоже особо схватить не за что. И девчонка пропала! Как думаешь, почему?
– У меня две версии, товарищ полковник.
– Первая – испугалась? Испугалась, что она будет следующей?
– Так точно. Вторая…
Вторую версию озвучивать Алексееву было сложно, потому что не мог представить себе невероятно прекрасную Анастасию в роли заказчицы таких страшных преступлений. Ведь если начать ее подозревать в убийстве следивших за ней людей, то тогда можно ее заподозрить и в убийстве собственного мужа!
Она наняла киллера и… унаследовала бизнес. А когда алчные родственники и конкуренты обложили ее кольцом наблюдателей, она их просто-напросто устранила. Не сама, конечно, не сама. Снова работал тот же киллер. Потом, забрав из депозитной ячейки что-то – предположительно, деньги, – она сбегает.
– Логично. Стройно, капитан, – неожиданно похвалил полковник. – Эта версия – единственная, которая способна прижиться. А чего, скажи, она ночью-то не удрала? Сразу, как наблюдателей убили?
– Надо было показать нам, что она как бы не при делах, – нехотя озвучил Алексеев не дающие ему покоя нехорошие мысли в адрес Насти. – Была дома, спала, ничего не знаю. Ничего не видела. Кстати, в пользу этого свидетельствует и последняя запись с камеры видеонаблюдения. Она осталась включенной в соседнем доме. Это откуда за ней наблюдали.
– Если твоя версия справедлива, то тогда, капитан, мы имеем дело с матерой хладнокровной преступницей. Узнал бы ты о ней побольше, капитан, а? Может, в городок ее смотаешься, откуда она родом? Или пошлешь кого? С соседями поговорил бы, с учителями…
Так вот Анастасия Сергеевна Дворова, овдовевшая в неполные двадцать семь лет и сделавшаяся наследницей громадной финансовой империи, из пострадавших перекочевала в разряд подозреваемых.
Дома, в одиночестве, вытащив с полки не начатую упаковку кофе, Алексеев долго нянчил ее в ладонях и все вспоминал и вспоминал момент их знакомства, все последующие встречи. Задавался вопросом, а что он в ней просмотрел? Почему она при каждой их встрече казалась ему уязвимой и ранимой? Слабой и беззащитной? С чего он решил, что она неспособна…
Что?! Убить?! Заказать убийство горячо любимого мужа?! Приказать убрать людей, которые ей мешали?! Или…
Или противостоять злу?!
В чем смысл ее бегства?
Он долго мучился, пытаясь аккуратно распаковать кофейный брикет. Ни черта не вышло. Край яркой упаковки надорвался не там, где надо, и пополз кривой линией, кофе усыпал стол.
– Черт! – выругался Алексеев, сгребая кофе в ладонь и отправляя его в турку с горячей водой.
Потом подумал, досыпал еще одну ложку. Пусть будет горьким, крепким, горячим. Он должен понять, что находит в этом прекрасного Анастасия Дворова. Он должен влезть в ее мозги, распознать ее мысли, угадать желания.
Кофе был готов через пару минут. Он перелил его в чашку, насыпал щедро сахара. Совсем без него он пока не мог. Требовалась привычка. Глотнул раз, второй, подержал во рту глоток, и вдруг понравилось.
Остро! Крепко! Приятно!
И неожиданно вспомнилось то, о чем он все хотел спросить Ирину Глебовну, горничную Насти, да так и не спросил. Их все время что-то отвлекало.
Он позвонил ей.
– Да, Игорь Николаевич… Настя? Она нашлась? – сразу, не дождавшись его ответа, женщина принялась всхлипывать.