Торлон. Трилогия
Шрифт:
— Фокдан?! Хоть одна хорошая новость. Вот за кого держись, Хейзит, если нужда заставит. Фокдан весь в отца пошел: не человек — кремень. Постой-ка, мне послышалось или ты сказал «пожар»? Откуда ему было взяться?
— В том-то и дело, вита Ротрам, что, похоже, шеважа научились делать огненные стрелы. — Он запнулся, увидев, как изменилось лицо собеседника. — Как вы считаете, что с нами будет?
Ротрам не сразу нашел что ответить. Мгновенный испуг сменился озабоченностью. Он осушил кружку и взялся за вторую.
— Вот что я скажу, Хейзит. Ты молодец, что пришел сюда
К счастью, вопрос этот адресовался не Хейзиту, потому что правильного ответа Хейзит не знал. Он только видел, что перед ним сидит старый добрый Ротрам, в котором, как всегда, врожденная жажда выгоды борется с совестливостью простого фолдита. Ведь и отец, и дед его всю жизнь копались в земле, любовь к которой передали сыну и внуку, избравшему в конце концов собственный путь, но никогда не забывавшему о своих корнях.
— Ты матери сказал? — продолжал Ротрам, знаками подзывая Веллу. Хейзит кивнул. — И правильно. Ты бы знал, как она переживала, когда ты уехал! Так что теперь уж ты давай, не подводи ее, раз вернулся.
— Я хочу завтра сам поговорить с Ракли и настоять на том, чтобы как можно скорее переделать все наши заставы из деревянных в каменные. Думаете, он меня послушает?
Ротрам задумчиво пригладил бороду и смахнул с усов капельки пивной пены:
— Во-первых, имей в виду, что ты едва ли сможешь на чем-нибудь настоять. Рассказать, да, предложить — наверное, но не настоять. Во-вторых, не мне тебе объяснять, чего ты требуешь. После постройки замка хорошего материала в нашей каменоломне осталось всего ничего. А если бы даже и осталось, кто и как потащит камень через весь лес? Вот если бы ты предложил, допустим, пропитать все заставы теми растворами, которыми мы пропитываем бревна наших домов…
— Вита Ротрам, неужели вы думаете, что эти растворы не используются, что ими не была пропитана каждая дощечка нашей заставы? Которая на моих глазах вспыхнула как факел. Нет, спасти эльгяр могут только каменные постройки. На худой конец, глиняные, но глина слишком непрочна. Нужно искать новые каменоломни. И не посылать отряд за отрядом в Пограничье, чтобы те гибли при восстановлении пепелищ. Так в Вайла’туне скоро останутся одни женщины.
— Что
— Я даже думал о воде, — продолжал Хейзит, — но и она — не выход. В лесу одни ручьи, сделать запруду и окружить заставу водой не получится. Наступят холода — вообще все замерзнет: второй Бехемы нам самим не создать.
— А ты случаем не забываешь, что все заставы строятся вокруг источников? Это всегда было одним из главных условий. Иначе что бы там пили такие, как ты?
— Все так, да что толку, если огненные стрелы перелетят любую преграду. Не будут же эльгяр целыми днями только и делать, что обливать все стены и постройки водой на случай прихода врага. Курам на смех! Без камня не обойтись. Откуда вот только его взять?
— А ты предложи Ракли разобрать его замок. — Ротрам поднял одну бровь и усмехнулся. — Ладно, не обращай на меня внимания. Я не знаю, что сказать, а когда я не знаю, что говорить, начинаю умничать.
Хейзит понял, что пиво сделало свое дело и собеседника слегка развезло. Вот бы и ему так: выпить и забыться!
— Ничего страшного, вита Ротрам. Мне бы только Фокдана дождаться, а там мы что-нибудь придумаем. Лишь бы Ракли его выслушал. А завтра — меня.
— Выслушает, не переживай. У него, конечно, свои причуды, как же без этого, но дельных людей он всегда умел слушать. Это я тебе говорю. Кстати, ты ведь вроде бы был дружен с его наследником, Локланом?
— Ну не то чтобы дружен, но знаком, — кивнул Хейзит.
— Я слышал, он в последнее время стал оказывать на отца влияние. Конечно, не так чтобы очень, но тот все больше ему доверяет. Особенно теперь, когда мальчишка привез ему из леса доспехи и меч самого Дули. Слыхал об этом?
— Не только слыхал, но собственными глазами видел. Их лазутчики с нашей заставы и обнаружили. Вернее, человека, который их нашел на Мертвом болоте. Вскоре после этого застава и сгорела. Локлан буквально накануне успел уйти.
— Ну и как? — оживился торговец.
— Что как?
— Доспехи, разумеется. Я жду не дождусь, когда Ракли соберется показать их народу. Сколько про них все с пеленок слышали, а в глаза не видели! Меч-то хоть красивый?
— Да обычный, по-моему, — замялся Хейзит.
— «Обычный», — передразнил его Ротрам. — Много ты понимаешь! Изумруды с рубинами видел?
Хейзит задумался:
— Видел, кажется. Мы все у Граки сидели, темно было.
— «Кажется»! Ты меня без ножа режешь! Разве может «казаться», когда перед тобой лежит меч, которого касалась рука Дули?!
— Так ведь ночь была, темно, говорю.
Ротрам сокрушенно отмахнулся и прочитал речитативом:
— Камнем двойным украшалась его рукоять: рубин упирался в ладонь, изумруды под пальцем горели. Над ними — двуглавый орел, шар величья когтями сжимавший. Змеиное жало клинка к охране и крепи взывало… — Он остановился, и его взгляд, устремленный на Хейзита, снова сделался пронзительно-внимательным. — Никогда не мог понять, что значит это последнее выражение. Почему «змеиное» и как это оно «взывало»?