Торлон. Трилогия
Шрифт:
— А все оказалось очень даже просто. Я тебе про Тивана только что рассказывал?
— Рассказывали.
— Ну так вот это его сын.
— Сын?!
— А что тебя удивляет? У него, говорят, и дочь имеется. — Ротрам пожал плечами, поискал глазами Веллу и продолжал: — А, кажется, понимаю. Ты удивлен, что сын главного мерга ходит с одним желтым лепестком. Не знаю точно, но думаю, что это заслуга Ракли. Он не допускает, чтобы виггеры, а тем более из его ближайшего окружения, а тем более из среды гвардейцев перепрыгивали через звания и становились командирами по праву рода, а не по заслугам и опыту. Собственные его дети, разумеется, другая история, но что до остальных эделей, то для них никаких исключений он не
— А Норлан — эдель?
— Самый что ни на есть! — Ротрам даже присвистнул, правда, это уже относилось к принесенной Веллой грудке, из которой на тарелку соблазнительно вытекал красный соус. — Спасибо, дитя! Хоть на склоне зим душу отведу. Мы тут, кстати, о тебе говорим.
— И что вы обо мне такого говорите? — подсела девушка на лавку к брату, делая жест матери, что, мол, помнит о своих обязанностях. — Небось гостей моих обсуждаете?
— А у тебя уж и свои гости появились? — хмыкнул Хейзит. — С каких таких пор? И почему это, интересно, твои?
— Да потому, что если меня нет, то и они уйдут, вот почему.
— Это она точно говорит, — подтвердил Ротрам. — Я сам наблюдал, как тот же Норлан заглядывал с улицы в дверь, видел, что сестренки твоей нет, — и поминай как звали.
— Так вот вы о ком! — стукнула ладошкой по столу Велла. — Вита Ротрам, и вы туда же!
— Так я любя, — расплылся в улыбке торговец.
— Вот посмотрите лучше, что он мне подарил сегодня. — С этими словами девушка достала из кармашка фартука довольно большой, гладко отшлифованный камень серого цвета со сквозными прозрачными прожилками. Казалось, камень распилен на несколько частей и снова склеен густой древесной смолой, в которой виднелись даже крохотные пузырьки воздуха. — Правда, чудо? — Хейзит попытался рассмотреть камень из своих рук, но девушка не отдала, опасаясь потерять такую красоту навсегда. — Вам нравится, вита Ротрам?
— Забавная штучка, — согласился старик. — Хотел бы я знать, где такую можно найти. Как будто камень, а и не камень вовсе.
Велла с гордостью сунула подарок обратно и показала брату розовый язычок.
— Если хотите, я еще раз попробую спросить, откуда он это взял. Но он вряд ли сознается.
Заметив жесты, которая делала ей уже некоторое время мать, Велла покинула призадумавшихся собеседников и подошла к барной стойке.
— Шесть кружек унесешь? — деловито спросила Гверна, строго глядя на дочь.
— Кому? — вместо ответа поинтересовалась девушка, ловко подхватывая по три кружки сильными пальцами и поворачиваясь чуть более напряженным, чем обычно, лицом к галдящему на все лады залу.
— Вон у окна новая компания засела. Отдай им пиво, но пока про горячее не спрашивай. Мы с Марой и так зашиваемся. Скорей бы Дит пришел, — услышала за спиной Велла, отправляясь в путь между столиками.
Ей нравилось обслуживать гостей. В детстве — потому что она чувствовала себя взрослой и становилась похожей на любимую матушку. Теперь — потому что взамен на принесенное пиво и кушанья получала многозначительные улыбки и внимание зрелых мужчин и тем самым обретала подтверждение тому, о чем всегда мечтала и на что надеялась: она выросла в настоящую красавицу, своей юностью и свежестью способную заставить всех этих бородатых мужиков забыть о домашних неурядицах и сварливых женах. Велла почему-то полагала, что с возрастом все жены становятся сварливыми. Гверна не раз упрекала дочь в излишней наивности и, как могла, объясняла, что мужчины видят в ней вовсе не то, что она предполагает, что их восторженные взгляды и замечания вызваны гораздо более прозаическими причинами, а доверяться им — значит подвергать себя неминуемой опасности. За все семнадцать зим жизни, проведенной главным образом в этих стенах, Велла только недавно познакомилась с гостем, против более близкой дружбы с которым мать возражала на удивление недолго.
Сидевшая у окна компания молодых фолдитов встретила появление девушки да еще с шестью тяжеленными, доверху наполненными пенистым пивом кружками сдержанным гулом одобрения.
— Посиди с нами, красавица! — пригласил ее самый старший, вероятно, местный заводила. — У нас, понимаешь, сегодня праздник. Удачно поторговали, можно сказать.
— Садись, не пожалеешь! — поддакнул другой.
— Сегодня мы при деньгах! — добавил третий.
Велла знала, что должна стараться не разочаровывать гостей, чтобы не возникало ненужных обид, под воздействием пива часто переходящих в ссоры, однако сейчас у нее не было ни желания, ни времени им подыгрывать.
— Рада бы посидеть с такими богатыми да видными, а только зовут меня дела неотложные. Извиняйте.
— Э-э, хитришь, красавица! — шутливо погрозил ей пальцем первый. — Сам видел, как ты вон за тем столиком с двумя гостями сидела. А нас, значит, избегаешь?
— Между прочим, там сидит мой брат, — заметила Велла. — И если вы будете проявлять настойчивость, то придется вам с ним познакомиться поближе.
Заводила отдернул протянутую было к девушке руку и подул на пальцы, как будто обжегся. Остальные фолдиты расхохотались, однако никто больше к ней с предложениями приставать не стал.
Велла прошлась по залу, получила плату с громкоголосых рыбаков, которые наконец-то решили убраться восвояси, наскоро вытерла крошки и лужицы пива с досок освободившегося стола, заново накрыла все чистой скатертью и, подмигнув улыбающемуся Ротраму, пошла дальше, как бы невзначай оказавшись в результате возле столика Норлана.
Тот пребывал во хмелю, однако при виде девушки поднял на нее лучистые глаза и совершенно трезвым голосом спросил:
— Мне ты тоже откажешься составить кампанию?
«Он явно слышал мой разговор с фолдитами, — мелькнуло в голове у Веллы. — Как бы чего не вышло».
— Только если ненадолго. — Она с удовольствием присела напротив юноши и почувствовала, что не хочет больше вставать и таскать эти дурацкие кружки. Никогда. — Ты опять хочешь мне что-то рассказать?
Норлан сверкнул ровными белыми зубами и потрогал бородку, словно проверяя, на месте ли она.
— Нет, теперь я хочу тебя кое о чем спросить, если не возражаешь? — И продолжил, не дожидаясь ответа, который едва ли был бы отрицательным: — Кто тот парень, с которым ты так мило воркуешь и, если мне не изменяет зрение, на виду у всех целуешься?
— А ты, можно подумать, ревнуешь? — Велле стало еще приятнее сидеть напротив Норлана и наблюдать, как он сердится.
— Можно подумать. На тебя не похоже, чтобы ты целовалась-миловалась с первым встречным, да еще в присутствии своей строгой матушки, которая, кстати, насколько мне известно, разведала обо мне все, прежде чем разрешила тебе первый раз принести мне вишневого, как сейчас помню, пива. Выходит, ты с ним хорошо знакома. Я прав?
— Ты, как всегда, попал в самую точку, стрелок. — Девушка прыснула и покрутила в пальцах пустую кружку, пахнущую хмелем и вишней. — Мы знакомы с ним вот уже семнадцать зим. Это мой брат Хейзит. Теперь доволен?