Торлон. Трилогия
Шрифт:
Вообще же ворот в Стреляных стенах было сделано трое: одни смотрели вниз по течению реки, и ими чаще всего пользовались доставляющие свой улов рыбаки, другие, через которые по утрам выводили пастись стада коров и овец местные пастухи, — вверх, и наконец третьи — в сторону Пограничья, откуда целый день, а норой и ночью шел основной поток посетителей. Этих привлекал не столько замок, сколько то, что с ним соседствовало: оружейные мастерские, рыночная площадь, лавки кондитеров и — опять-таки — славящиеся собственным пивом таверны.
«Интересно получается, — думал Хейзит, подъезжая к воротам и с трудом сдерживая нетерпение. — Замок дал имя всей округе и в то же время определенно противопоставил себя ей». Раньше, живя здесь постоянно, он этого не замечал, но стоило взглянуть на вещи со стороны да еще глазами более взрослых, более опытных и не в пример ему, восторженному юнцу, циничных
Поскольку при всей своей прочности и внешней неприступности Стреляные стены играли довольно условную роль, на них не только не было эльгяр, как, собственно, и рант, по которым те могли бы ходить, но даже караул приближался к воротам лишь затем, чтобы изредка закрывать их на ночь. Поэтому Хейзит нисколько не удивился, когда никто не окликнул его, и он преспокойно проехал внутрь, разве что машинально пригнув голову.
Пригибаться и в самом деле не стоило: высота ворот была рассчитана на то, чтобы через них мог без труда проехать всадник, причем гордо держащий в руке древко того или иного живописного флага, к которым виггеры издавна питали неподдельную и необъяснимую слабость. Однако Хейзит все же машинально пригнулся, не совсем точно соизмерив собственный рост и высоту ворот, и это заставило его вспомнить, что он по-прежнему сидит на коне. Нет, обычаи Малого Вайла’туна вовсе не требовали от всадников, чтобы те спешивались, пересекая границу. Напротив, верховая езда всегда считалась среди вабонов занятием почетным и достойным, поскольку наличие коня говорило либо о заслугах, либо о достатке хозяина, либо о его принадлежности к мергам. Так сокращенно, но оттого ничуть не менее уважительно величали тех, кто состоял на службе в легендарной кавалерийской гвардии замка. Именно вопрос достоинства и смутил сейчас Хейзита. Конь ведь принадлежал не ему, а был одолжен исключительно ради дела, причем неотложного: прискакать в замок и доложить Ракли о случившемся. И если первая часть была почти выполнена, то со второй Хейзит в последний момент решил не спешить. При этом он открыто продолжал пользоваться доверенным ему конем. Хейзит, откровенно говоря, понятия не имел, что надлежит делать в подобных случаях. Вместе с тем он был свидетелем того, как Исли без зазрения совести ускакал на своем коняге домой, в деревню, и, похоже, совершенно не собирался его кому-то возвращать. Вероятно, он посчитал вполне справедливым, чтобы за все его военные заслуги замок расплатился с ним хотя бы этим пригодным для многих полезных дел животным. Фокдан отправился по назначению. А что теперь делать ему? Спешить в замок, сдавать коня на конюшню, возвращаться к матери, а назавтра снова брести в замок с докладом? Как-то глупо. Кстати! Ведь Фокдан должен до вечера объявиться в таверне. Вот у кого можно будет спросить совета. Он-то наверняка в курсе установленных порядков. А до тех пор не стоит пороть горячку. Итак, домой! Верхом! Но-о, залетная!
Конь весело заржал и припустил по лабиринту тесных проулков между чуть не соприкасающимися крышами домиков.
«Если по-хорошему, — продолжал думать о своем Хейзит, высматривая с высоты седла кратчайший путь, — то в свете последних событий имеет смысл перепланировать всю застройку Малого Вайла’туна. Дело нешуточное и вызовет бурю протеста среди местных жителей, но зато в случае нападения шеважа будет кому вспомнить его с благодарностью. В противном случае, стоит от метко пущенной стрелы загореться хотя бы одному дому, и оглянуться не успеешь, как запылают все. Не помогут и те растворы, которыми сегодня при строительстве пропитываются бревна. Надо будет обязательно выложить эту идею Ракли».
— Хейзит! Какого рожна ты тут делаешь? — услышал он не слишком любезный оклик. — Да еще на конягу взобрался.
Поискав взглядом среди спешащих мимо людей того, кто его окликнул, Хейзит увидел хитро улыбающееся лицо Дита, старого друга отца, до сих пор помогавшего им закупать и доставлять в таверну свежие съестные припасы. Когда-то он тоже работал строителем, но незадолго до гибели отца Хейзита сам получил серьезные увечья, чуть не лишился левой ноги и в конце концов стал по мере сил подрабатывать у Гверны. Зим ему было, судя по всему, немало, однако всегда насмешливое выражение глаз и курносый нос придавали его внешности мальчишеский задор.
— Я тоже рад тебя видеть, Дит! — приветственно поднял руку Хейзит и, не обращая внимания на посторонних, продолжал: — Как там матушка?
— Рвет и мечет, — отмахнулся тот. — И виноват, разумеется, я, старый дурак. Видите ли, недосмотрел за крышей нашего амбара, а она возьми да прохудись в самый неподходящий момент. Вот дождь за ночь и попортил чуть ли не все запасы хмеля. Теперь, как видишь, иду за пополнением.
— Подвезти? — неожиданно для самого себя предложил Хейзит. Судя по всему, и с матушкой, и с таверной все и вправду было в порядке, и это известие несказанно взбодрило его после утомительного пути.
— Еще чего надумал! — возмутился Дит. — Сто зим верхом не сиживал — нечего и начинать. Ты вот, я вижу, в большие люди метишь, поезжай-ка лучше домой да порадуй мать. Глядишь, к моему возвращению у нее на сердце полегчает, и я отделаюсь лишней прогулкой на рынок. Ты, кстати, не обратил внимания, там хмеля завезли? Я имею в виду, сухого. — Он хохотнул, как будто сказал нечто остроумное.
— Да я вообще-то не через площадь ехал, — сознался Хейзит, вспомнив, что впервые с тех пор, как стал зарабатывать, возвращается домой с пустыми руками. — Как там Велла, Дит?
— Как пчелка! С утра до ночи хлопочет. Видать, во вкус вошла. А может, кто из прихожан приглянулся. Кто ее теперь знает. Взрослая стала. Своенравная. Ты бы на нее по-братски повлиял при случае.
Дит почему-то называл всех посетителей таверны «прихожанами». Вероятно, в память о тех временах, когда работал в непосредственной близости от Ракли и бывал свидетелем встреч военачальника с простым народом.
Хейзит в ответ только улыбнулся, представив себе сестренку, расторопно разносящую между столиками полные кружки пива, которые она отказывалась ставить на поднос, а держала всегда прямо в руках. Велла была младше его, но при этом вполне могла заменить мать как в смысле готовки, так и по части воспитания любимого братца. Что, интересно, она скажет, когда увидит его на коне?
Распрощавшись с Дитом, он с легкой душой отправился дальше.
«Скорее всего, раз все живы и здоровы и никто его возвращения не ждет, то не ждут от него и подарков», — подсказывал Хейзиту внутренний голос.
Естественней чувствовать себя среди пешей толпы ему помогали другие всадники, попадавшиеся то здесь, то там. В большинстве своем это были уже упомянутые мерги, имевшие вид суровый и неприступный. Они следили за порядком на улице — довольно важная и нужная обязанность, которую многие из них тем не менее считали повинностью. На Хейзита они бросали подозрительные, если не сказать недружелюбные взгляды, но молча проезжали мимо: вероятно, по сбруе узнавали коня с заставы Тулли и принимали молодого наездника за гонца, каковым тот, по сути, и являлся.
Однако попадались навстречу Хейзиту и всадники особого толка. Это был весьма немногочисленный, но заслуживающий отдельного рассказа разряд обитателей Вайла’туна, которых можно было встретить преимущественно здесь, в непосредственной близости от замка. Узнать их не составляло труда не только по безупречным нарядам и горделивой осанке, но и по роскошно вышитым, как правило, ярко-красным попонам, под которыми в стужу и зной вынуждены были ходить их послушные лошади. Простой народ называл их эделями, для удобства сокращая слово эдельбурны. К ним относились целые семьи, корни которых уходили в историю вабонов и прослеживались летописцами и проповедниками культа того или иного легендарного героя до самого этого героя. Короче говоря, эдели считались прямыми потомками знаменитых предков нынешних вабонов, и в силу уже одного этого обстоятельства причислялись к знати, ставя себя выше также относящихся к ней зажиточных торговцев и оружейных дел мастеров. Некоторые из них владели не просто домами, а великолепными особняками с большими участками и утопающими в зелени садами, имели в своем распоряжении целую свиту вооруженных до зубов виггеров и еще множество всяческих благ, недоступных простому люду. Вместе с тем Хейзит встречал и таких эделей, у которых, кроме коня под попоной, ничего за душой толком и не было. Да и конь содержался на средства замка, поскольку, будучи раз причисленным к эдельбурнам, его хозяин в качестве безвозмездного поощрения за славные деяния почившего предка получал в придачу к титулу жалованье, правда, на определенных условиях, к коим относилось и достойное содержание коня. Таким образом, среди эделей попадались и те, кому приходилось ютиться за пределами Стреляных стен, хотя в последнее время стали поговаривать о том, что путь в ряды избранных открывается не только по праву родословной, но и по праву глубины кошеля. Тем более что окончательно и бесповоротно титул объявлялся вступающим в силу не кем иным, как Ракли, род которого шел от самого знаменитого из героев сказов и преданий — Дули, Темного Бойца.