Торлон. Трилогия
Шрифт:
— Да что там понимать, — усмехнулся Фокдан. — В иное время таких, как он, назвали бы «перебежчиками». В том смысле, что ему не сидится на одном месте. Насколько мне известно, он перебывал чуть ли не на всех заставах Пограничья и отовсюду под тем или иным благоприятным предлогом рано или поздно делал ноги. Иногда ему приходилось путешествовать по лесу в одиночку. Благодаря этому он получил достаточно опыта, чтобы его ценили на любой из застав, несмотря на сомнительную репутацию. Мне даже приходилось слышать, будто он жил среди шеважа, но думаю, это все чушь собачья. Увидев его тогда, в подземелье, я ничуть не удивился.
Хейзиту это неожиданное сравнение польстило, но он промолчал и перевел лошадь на рысь.
Скоро дорога то здесь, то там стала прерываться полянами, полян становилось все больше, а сами они — все просторнее, пока наконец впереди не забрезжил долгожданный просвет: Пограничье заканчивалось, дальше лежала открытая степь, по которой далеко-далеко впереди несла свои воды широкая Бехема. Правда, уже с опушки леса, если как следует присмотреться в нужном направлении, можно было разглядеть у самого горизонта острые башни неприступного Вайла’туна.
Фокдан первым пришпорил коня и с веселым гиканьем устремился вниз по пологому склону, поросшему высокой сочной травой. Хейзит, безотчетно радуясь вместе с ним, последовал его примеру. От скорости и бьющего в лицо свежего ветра захватывало дух. Исли едва поспевал за ними на выбивающейся из последних сил под бременем его богатырского веса кляче.
Они и не заметили, как дождь перестал. Лучи невидимого пока солнца, веером вспоровшие черные космы туч, озарили степь причудливым светом. Прямо перед всадниками, на фоне уходящей восвояси грозы, выгнулось через все небо коромысло многоцветной радуги.
Хейзиту при виде всей этой красоты, этого безбрежного простора сделалось так хорошо и вольно, что на какое-то время он даже забыл о том, кто он, где он, куда и зачем скачет. Хотелось бесконечно мчаться вперед, вдыхать полной грудью пропитанный влагой воздух, слушать, как хлопает за спиной раздуваемый ветром плащ, и со смехом кричать своим спутникам, что жизнь не такая уж скверная штука.
Скачка продолжалась недолго. Вскоре степь то здесь то там стала прерываться возделанными участками, на которых сутулились трудолюбивые вабоны: сухой сезон подходил к концу, и нужно было не слишком задерживаться со сбором пережившего невиданную доселе жару урожая. Хозяева более рачительные еще и умудрялись заниматься новыми посадками: тех злаков, которые вызревают быстро и почву предпочитают, изобильно политую дождями. Некоторые участки были обнесены простенькими изгородями, некоторые — очерчивались неглубокими канавами, но в любом случае путники, уважавшие труд своих соплеменников, перешли с галопа на неторопливую рысь, чтобы ненароком не потоптать чужое добро.
Крестьяне, или фолдиты, как их здесь называли, при виде всадников устало разгибали спины и, опираясь на лопаты и мотыги, провожали их кто любопытными, кто тревожными, а кто и сердитыми взглядами. Хейзит приветливо кивал всем без разбору, но в конце концов не смог не задать донимавший его вопрос вслух:
— Почему они так недоброжелательно на нас смотрят?
— Сразу видно, что ты не жил в деревне, — отозвался Исли, обрадованный возможностью не спешить и почесать языком: верховая езда была явно не самым любимым его делом. — Многие фолдиты, к которым раньше относился и я сам, считают, что все остальные вабоны только и делают с утра до ночи, что бездельничают. Среди тех же рыбаков можно найти немало противников того, чтобы вабоны вообще уходили далеко от замка, на лесные заставы. Они считают, что дел всем хватит и здесь, а жизнь будет спокойнее.
— Как же тебя угораздило пойти в арбалетчики? — усмехнулся Фокдан. — Похоже, обратно в деревню тебе дорога закрыта.
— Вот уж нет! — Исли обиженно отмахнулся и чуть не упал с лошади, но вовремя ухватился за гриву. — Я, между прочим, даже сейчас в замок с вами ехать вовсе не собираюсь. А арбалетчиком я стал больше потому, что хотел поддержать брата, в смысле — Мадлоха. Этого раздолбая, который теперь известно с кем, но неизвестно где шляется вместо того, чтобы поспешить домой, где мы уже хрен знает сколько не были и где нам всегда рады. А потом, — спохватился он, — я же сказал, что так думают многие фолдиты, а это не значит «все».
Его прервали бранные выкрики нескольких стариков, столпившихся на расположенном впереди участке и размахивающих своими нехитрыми орудиями.
— Что им надо? — не расслышал Хейзит.
— Похоже, мы сбились с дороги, — оглянулся на него Фокдан, лицо которого озаряла неуместная для складывающейся ситуации улыбка. — И эти милые люди желают нам провалиться сквозь землю, потому что мы вот-вот растопчем плоды их тяжкого труда.
Старики горланили в один голос, так что разобрать слова было почти невозможно, хотя общий смысл угадывался безошибочно. Черенки лопат красноречиво указывали то направление, в котором всадникам надлежало незамедлительно повернуть, а иначе — подпрыгивали в жилистых руках мотыги и грабли — поворачивать будет не на чем и некому.
Фокдан послал им в ответ военное приветствие, каким на заставах обмениваются заступающие на караул и уходящие на покой эльгяр, и направил своего жеребца в сторону от грозного участка.
Последовавший за ним Хейзит не преминул обратить внимание спутников еще на одну бросившуюся ему в глаза особенность, в которой он никогда прежде не отдавал себе отчета:
— Или мне уже начинает мерещиться, или здесь и в самом деле живут в основном одни старики.
— Похоже на то, — озадаченно почесал подбородок Исли. — Старики. Да старухи.
— А то вы не знаете подоплеки, — попридержал коня Фокдан. — Здесь же самые плодородные и наиболее легкие для обрабатывания земли.
Разумеется, они об этом слышали, однако в тоне бывалого воина отчетливо прозвучала непонятная ирония. Хейзит не преминул ему на это указать.
— Земли тут, говорят, и в самом деле неплохие, — помолчав, будто в нерешительности, ответил Фокдан. — Но стоило нам сейчас сбиться с проторенной дороги, и вылезло на свет второе предназначение всех этих участков. Если не заметили, из вас получатся никудышные виггеры.
— А я и не спорю, — отозвался Исли. — Метко из арбалета стрелять — еще не значит быть виггером. И тем более — хотеть им быть. Так что валяй, рассказывай, меня не обидишь.
Хейзит промолчал, не считая нужным лишний раз признаваться в любви к созиданию, а не разрушению.
— Все эти участки, — огляделся, гарцуя на одном месте, Фокдан, — на самом деле призваны быть естественной преградой на случай вторжения врага из Пограничья.
У Исли открылся рот, а Хейзит поморщился, как от боли.