Торлон. Война разгорается. Трилогия

Шатилов Кирилл Алексеевич

— А как ты видишь его в роли посла? — спросила Т’амана. — Ему ведь в прямом смысле слова придется находить с шеважа общий язык.

— Многие из вас помнят, а некоторые лично знали главного проповедника Культа героев Вордена, которого убили наши враги. — Бром сделал паузу, отдавая дань покойному. — Ворден был другом отца Демвера. Он с детства учил мальчика кенсаю, как потом учил его сына, Гийса. Об этом не принято было говорить громко, однако все прекрасно понимали, что дело это нужное, поскольку понимание языка врагов дает тебе ощутимое преимущество. Я его никогда не изучал, поэтому не могу судить достоверно, но предполагаю, зная старика Вордена, что у Демвера не возникнет с этим сложностей.

После его выступления спор

как-то сам собой иссяк. Бром взял разговор со своим грозным подопечным на себя. Договорились так, что он будет держать в курсе происходящего Ахима, а тот, если все пойдет по плану, должен будет предупредить Гела о предстоящей встрече.

Что Бром сказал Демверу, Ахим так и не узнал. Вероятно, нечто такое, что заставило грозного военачальника действовать, и действовать быстрее, чем они предполагали. В итоге Ахим не успел получить весточку от Брома и как следует подготовить Гела. Пришедший от него рыжий гонец лишь сообщил, что кто-то из вабонов напросился на встречу с вождями кланов и что встреча эта должна произойти сегодня. Сопоставив эти сведения с услышанными от гонца из замка насчет исчезновения Демвера, Ахим пришел к выводу, что план Брома чудесным образом сработал. Другое дело, что сработал он помимо Ахима, а потому все запросто может пойти вкривь и вкось, но об этом сейчас лучше было не думать.

До его чуткого слуха донесся шум на мосту через канал. Подхватив на всякий случай арбалет, Ахим приоткрыл входную дверь и выглянул наружу. Через мост по деревянным бревнам перекатывалась просторная повозка с высоким навесом, запряженная двойкой одномастных лошадей. Их спины покрывали одинаковые попоны синего цвета с красными и зелеными косыми полосками. В те же три цвета была покрашена и сама повозка, в которой сейчас должен был трястись ее хозяин, богатейший из торговцев и нынешний ближайший партнер Томлина Скирлох, о приезде которого намекал конюх Рикер.

Миновав мост, повозка перестала шуметь и покатила плавно. Как ни странно, за ней не скакало ни одного вооруженного всадника. Всю охрану составляли трое воинов, один из которых сидел на козлах и управлял упряжкой, а двое других раскачивались но бокам от него, придерживая на поясах длинные мечи. Хотя нет, был еще и четвертый, который стал виден, когда повозка проехала мимо сторожки: он выглядывал из-за приподнятого полога навеса, а позади него Ахим угадал контуры двух фигур — толстого отца и неказистой дочери. Интересно, зачем они пожаловали? Может, действительно на смотрины? Скирлох, разумеется, спит и видит, чтобы его Анора вышла за полоумного Кадмона. Только кому еще это надо? Томлин бы, вероятно, в конце концов согласился, но у Кадмона есть мать, а той едва ли захочется, чтобы ее сын делал свой выбор так поспешно, когда впереди у него, как ей кажется, большое будущее. Говорят, она близка с писарем Скелли, частенько с ним шепчется, а уж тот наверняка мог ей пообещать что-нибудь эдакое. Высокие назначения — это как раз в его власти. «Отыщет» какую-нибудь рукопись, в которой сказано, что Кадмон — потомок Руари, коня Дули, и поди опровергни его!

Когда повозка скрылась во дворе поместья, Ахим обратил внимание на то, что стало смеркаться. Сегодняшний день прошел почти незаметно. Предстоит долгая ночь. И хотя Ахим точно знал, что, кроме как от него самого и от его единомышленников, Томлину ничего не угрожает, он должен был внешне сохранять вид исполнительности и бдительности.

Он покинул сторожку и отправился на обход своих владений, то есть узкой рощицы, протянувшейся вдоль канала. Как-то в разговоре с Томлином он сам упомянул, что можно было бы на всякий случай возвести здесь надежный частокол, однако тот и слушать не хотел о том, чтобы что-то менять. Как можно вырубить такие замечательные деревья? Тем хуже для него. Разумеется, никакой частокол его не спасет, если за дело возьмется Ахим, но так была бы хоть видимость надежности и неприступности.

Вскоре он

дошел до второй сторожки, свет в которой был предусмотрительно погашен. Здесь дежурил бдительный товарищ Ахима по оружию, молодой, но дико ответственный и дотошный бывший свер Дамзей. Вот кто, единственный, мог бы при желании помешать планам Ахима, но он был слишком поглощен своей службой, а потому мало отдавал себе отчета в том, что творится вокруг. Да и Ахима он достаточно уважал, чтобы хоть в чем-то заподозрить. Еще на заре их дружбы он вызвал старика на состязание, предложив на спор пробраться у него под самым носом через рощу так, чтобы тот ничего не заметил. К своей вящей радости, Дамзей сумел беспрепятственно прокрасться от канала и подойти к сторожке Ахима уже со стороны поместья. Ахим похвалил юношу, но потом взял за руку и повел его обратным путем, то и дело наклоняясь и выдергивая из земли свои короткие стрелы от арбалета. Дамзей все понял и страшно расстроился: Ахим видел каждый его шаг и отмечал расчетливым выстрелом. Потом они поменялись местами и Ахим наглядно продемонстрировал, на что годится со своим опытом охотника. Он не только пробрался к сторожке молодого друга так, что под его ногой не треснул ни один сучок, но умудрился залезть через окно внутрь, отвлечь Дамзея посторонним звуком на улице и в шутку напасть на него сзади. Честный бедняга настолько упал духом и распереживался, что хотел было сразу пойти к распорядителю поместья и сложить с себя полномочия сторожа. Ахим его отговорил, предложив дать несколько ценных уроков. Учеником Дамзей оказался неплохим, правда, он так до конца и не понял, что Ахим учил его больше скрываться и сохранять незаметность, нежели подмечать перемещения за деревьями предполагаемых врагов. Делать из Дамзея мастера своего дела ему было ни к чему.

— Кто идет? — послышался голос из-за приоткрытых ставен.

— Никто не идет. Тебе показалось, — отозвался Ахим.

— Опять издеваешься? — высунулась наружу улыбающаяся физиономия.

— Это ты издеваешься.

— В обход?

— Ну да, пора кости поразмять. Все спокойно?

— Кто там мимо тебя проехал?

— А ты что, цвета не видел?

— Видел. — Парень задумался, поняв, что получил прекрасную подсказку. Осталось только вспомнить. — Похоже, что Скирлох.

— Он самый. С дочкой на пару.

— Ну почему такая несправедливость! — Дамзей высунулся из распахнутого окна по пояс и заговорил тише: — Почему все гости мимо тебя едут? А я тут сижу да белок гоняю.

— Потому что я к мосту ближе. Можем поменяться.

— Поменяться?! Это я завсегда. Если не шутишь, готов сам с распорядителем поговорить. Мне ты знаешь, как охота на дочку этого Скирлоха взглянуть! Ну и… себя показать. Говорят, она ничего такая из себя девица.

— Слушай больше.

— А что? Не очень?

— Так себе.

— Ну вот ты свое мнение имеешь, а у меня и его нет. Много про нее всякого слышал, а видеть не доводилось. Как думаешь, я бы ей мог приглянуться?

— Наверняка.

— Вот и я того же мнения, — довольно рассмеялся Дамзей. — Жениться бы на ней, и никаких тебе больше забот.

— А какие у тебя заботы, дружище?

Дамзей снова задумался, однако ничего существенного так и не надумал.

— Ладно, давай не выхолаживай избу, — сказал ему на прощание Ахим и пошел дальше.

Хлопнули ставни. Вслед за этим скрипнули другие, на противоположной стороне сторожки.

— Слушай, Ахим. Мне тут сон нынче шебутной приснился. Будто сидим мы с тобой у костра и разговариваем. Тут подходит к нам дикарь, ну, понимаешь, всамделишный, рыжий такой весь, садится рядом и разговоры всякие заводит. А мы его почему-то понимаем. Всю ночь проговорили, а о чем — убей не помню. Представляешь?

— А оружие у него при себе было?

— Да, кажись, нет.

— Это хорошо.

— Почему это?

— Без оружия дикари обычно к теплу снятся, — махнул рукой Ахим и двинулся своей дорогой.