Торлон. Война разгорается. Трилогия
Шрифт:
— Я-то? Т’аманой меня зовут. Какие еще вопросы?
— Драться умеешь, — похвалил старик. — Нога вон до сих пор болит, как ты меня саданула своей палкой. Не ожидал.
— Смотреть надо, куда прыгаешь.
— А остальные ваши кто?
— Атмар — кузнец с сыном. Тот, что на нас смотрит, гончар. Ниерактом звать.
— А толстяк?
— Из рыбаков будет. Раньше на заставе служил.
— Я так и понял, что он единственный, кто в ратном деле смыслит: даже не пошевельнулся, когда мы на вас напали. — Старик хохотнул.
— Зато если бы я разрешила ему по вам пострелять из арбалета, думаю, ты бы даже не успел удивиться его меткости.
— Т’амана! — снова окликнули ее спереди.
Сани остановились. Когда они подъехали, Ниеракт
— Наших рук дело, — буркнул Каур.
Т’амана сперва не поняла, что происходит, но потом увидела разбросанные по дороге трупы пяти мергов в полном вооружении и три туши коней. Вопросительно посмотрела на старика.
— Они нас прошлой ночью преследовали. Он велел отбиваться. Ну вот мы их и побили. Там дальше еще столько же должно быть. Моя коняга столько не свезет, — предупредительно добавил он.
— Что будем делать? — спросил Атмар, взвешивая в руке длинный меч и не глядя на Т’аману. — Оружие и доспехи я бы точно забрал. Могут хорошим людям понадобиться, а можно и продать недешево.
— Забираем, — согласилась Т’амана. — И трупы мы должны забрать с собой. Они ничем перед нами не виноваты. Напротив, похоже, они хотели доброе дело сделать, да не смогли.
— Не свезет, — напомнил Каур.
— Исли, помоги ему запрячь свободного коня. Две лошади должны справиться.
Толстяк, уставший от долгого сидения, с удовольствием соскочил на снег и потянулся. Осмотрел оглобли у телеги.
— Нет, не получится, — заключил он. — Два коня ни рядом, ни друг за другом не поместятся. У меня сани, пожалуй, пошире будут. Можно попробовать.
Он оказался прав. Пришлось всем меняться местами. Теперь сани превратились в труповоз с семью безжизненными телами, а пленник и все остальные переместились в телегу. Пока возились с оружием, доспехами и телами, лошади немного передохнули. Наконец двинулись дальше, но уже заметно медленнее, чем прежде, потому что впереди, следом за Т’аманой, теперь катила телега, а сани замыкали процессию, чтобы запах от начавших разлагаться тел не бил по ноздрям.
Довольно скоро, как и предупреждал Каур, они увидели посреди дороги еще четыре мерга. У одного была отрублена голова. Другой лежал в неестественной позе, как будто ему перекрутили нижнюю половину тела. Третий свешивался вниз головой с голых кустов, пронзенный в живот мечом, возможно, собственным. Четвертый лежал на животе, придавленный тушей мертвого коня.
— Далеко еще до вашего поселения? — на всякий случай уточнила Т’амана.
— До перекрестка, а оттуда примерно столько же, сколько отсюда до холма, где вы нас нагнали.
Т’амана распорядилась забрать и этих воинов. Исли морщился, но тоже помогал остальным. Вероятно, ему это напомнило, как до зимы он вот так же возил в своей телеге дохлую рыбу на рынок. Теперь от саней след оставался не менее глубокий, чем от колес.
— Ты уверен, что это последние? — окликнул толстяк Каура, забираясь на козлы.
— Я всех, кого когда-то был вынужден убить, помню. Больше нет.
Все теперь поглядывали на старика и его сыновей если не с уважением, то с некоторым удивлением и трепетом. Втроем расправиться с десятком мергов на их веку никому еще не удавалось. Стали понятны опасения Т’аманы и ее спасительная ловкость, когда им посчастливилось обезопасить старого вояку. Отрубленная голова мерга, которую удалось найти и уложить в сани, красноречиво намекала на то, что могло бы в случае оплошности произойти с каждым. Каур бы их просто запомнил, как и остальных.
На перекрестке свернули направо. Дорога пошла вдоль опушки леса, то поднимаясь на пологие холмы, то спускаясь в просторные долины. Никакого жилья поблизости видно не было.
Исли все подумывал о своем плане, заняться осуществлением которого он собирался с приходом тепла. Сколотить вместе несколько бревен и отплыть на них подальше от берега, предварительно привязав на прочную веревку или цепь, чтобы не унесло. Может, и улов совсем другой пойдет. У берега его друзья уже давно одну мелочь вытаскивают. С такими успехами скоро все будет уходить кошкам на прокорм. Вот бы еще узнать, удалось тем смельчакам добраться на таком сооружении до противоположной стороны Бехемы!
Гвидан с удовольствием посматривал на Т’аману, предвкушая, как останется с ней наедине и даст наконец волю чувствам. Он несколько раз замечал ее задумчивые взгляды и представлял, что она размышляет о том же. Отец, разумеется, покочевряжится для порядка, но не станет ему мешать. Да и что с того, если она его старше? Не старуха ведь. Наоборот, с таким подвижным и сильным телом любая молодуха ей позавидует. Отец разве что ему позавидует. Есть еще, правда, Ротрам, ее близкий приятель, который, если верить слухам, отдал ей для житья свой дом, понятно, не просто за красивые глаза, но сам он там редко появляется, да и тоже ведь не молод уже. Небось тоже женат. Такие, при деньгах да при деле, обычно порожняком не ходят. Нет, кто бы там что ни говорил, а надо ковать железо, как говорит отец…
Ниеракт вспоминал своего юного помощника Шилоха, который где-то умудрился простыть и которого он вынужден был сегодня оставить на попечение домашних. «Толковый малый. Башка хорошо варит. Постоянно какие-нибудь придумки подбрасывает. Подрастет — не хуже Хейзита будет. Эх, Хейзит, старина, угораздило же тебя вляпаться во все эти замковые заговоры. Пришел бы ко мне со своей простой до безобразия идеей — сейчас бы всех соседей глиняными камнями снабжали, бед не знали, деньги мешками гребли, да все бы еще и благодарили при случае. Надо же было ему этим выродкам довериться! Да и я сам хорош: промолчал, не уберег, не предостерег. Теперь прячется со всем семейством своим скудным неизвестно где, все потерял, ничего не приобрел — вот и цена его прирожденному таланту, от отца унаследованному. Не скоро, похоже, в родной дом вернуться сможет. Одна надежда на соседей, что приличия не попрут и не растащат таверну по бревнышкам на дрова. Не должны вроде. А там кто знает? Сейчас неизвестно, какая новость тебя завтра разбудит. Вчера Ракли спихнули. Сегодня преемник его пропал. Завтра, может, вообще замка на прежнем месте не окажется. Куда все катится?..»
Сима замерз и хлюпал носом. Приходилось кое-как дышать через рот, но он уже чувствовал, что завтра, а то и к вечеру будет болеть горло. Доездился. Простужался он обычно тяжело, надолго и вылечивался только в теплой постели с постоянным подношением всяких горячительных напитков. Теперь ему ничего подобного не видать. Того и гляди за ненадобностью в снег сбросят и дальше поедут. Нет, пока, конечно, не сбросят. Думают, будто он что-то знает. Довезут до избы, а там допрос с пристрастием учинят. А что ему отвечать прикажете? Что понятия не имеет, куда подевался раненый Демвер? По виду непохоже, чтобы они были его друзьями или даже знакомыми, так что рассказами о том, как он, Сима, выхаживал беднягу, один, глухой ночью, в заброшенном доме, едва ли их разжалобить. Если бы он так глупо и так крепко не заснул тогда! Может, те мерги, что теперь трясутся в телеге позади, добрались бы до него и помогли довезти раненого до замка. Тогда Симе была бы совсем другая цена. Как-никак поймал и доставил предателя. Надо же до такого додуматься: украсть драгоценные доспехи и передать их, как предположил в разговоре с Томлином Сима, дикарям. Им-то они на кой сдались? Томлин, кстати, от этой мысли аж подскочил. Промолчал, но что-то явно задумал. Скирлоху даже ничего не сказал. Во всяком случае, при Симе. Но и Скирлох заметно после этой вести повеселел. А так лица на нем не было. Чего-то они оба страшно боятся, хотя с виду все у них получается и все складывается им во благо. Если ему удастся выкрутиться и из этой передряги, надо будет обязательно выяснить, что творится. Еще не хватало, чтобы он свой момент упустил… «Ну а ты что на меня так уставился?»