Торлон. Война разгорается. Трилогия
Шрифт:
— «Вернуть в себя»?
— Тот человек оказался слишком хитрым. Он ведь знал, что за ним охотятся, и все предусмотрел. Как мы поняли, он чем-то забил Кауру уши, не то паклей с воском, не то еще чем-то. Так что тот просто не мог слышать слов Радэллы, а посторонних он получил приказ к себе не подпускать. Радэлла об этом не подозревала и чуть было не поплатилась. Ее удалось отбить. Но что делать дальше, да и стоит ли, мы пока не знаем.
— Как это «не знаем»? А его сыновья? Нужно попытаться действовать через них.
— Это ты верно говоришь. Только они стоят за отца горой. Нашим сестрам не удалось с ними переговорить. Его враги — их враги. Не понимаю, как можно быть настолько… преданными, но что есть, то есть.
— Я смогла бы, пожалуй, подобраться к Бриану. Он бы меня послушался.
— И что бы ты ему сказала? — Едва ли это предложение
— Ну, не знаю, — замялась Пенни. — Чтобы он ночью вынул у отца из ушей эту гадость и дал выслушать нужные слова. Или хотя бы связал отца и удержал так до появления, кого там… ваших сестер. Я что-то не так говорю? — переспросила она, глядя на непроницаемое лицо Корлис.
— Да нет, я просто тебя слушаю и думаю… В нашем распоряжении есть различные средства, которыми эту ситуацию можно было бы разрешить довольно быстро, если бы речь шла о человеке другого… уровня. Он вам не представлялся? — словно спохватилась она.
Пенни уверенно помотала головой.
Корлис явно прощупывала ее, вот только зачем? Неужели она настолько привыкла здесь никому не доверять, что все на свете по несколько раз перепроверяет? И что она имеет в виду, когда говорит «другого уровня»? Разве можно оставлять безнаказанными дурные поступки? Бабушка всегда учила ее, что делать плохие вещи другим нельзя, но если кто-то поступил плохо с тобой и не попросил за это прощения, то его нужно во что бы то ни стало наказать. Иначе ты делаешь хуже и себе, и ему. Себе — потому что в тебе навсегда останется ощущение жертвы, страх, а изменив себе раз, ты будешь изменять себе вновь и вновь. Ему — потому что справедливое наказание вернет сбившегося с пути человека назад, а если наказания не последует, он будет отходить от дороги все дальше и дальше, пока не заблудится окончательно. Неужели тетушка Корлис об этом ничего не знает?
Корлис тоже молчала, смотрела на девочку и думала свою думу. Кто бы знал, как ей сейчас тяжело! Если выяснится, что источник всей этой заварившейся на пустом месте каши здесь, в Обители, кое-кому явно несдобровать. Кто же знал, что бесстрашная Радэлла гонится за этой мерзкой лупоглазой ящерицей, прикормленной самим Томлином? Если бы она не пустила тогда следом за подругой двух доверенных гардиан, та сейчас лежала бы мертвой в какой-нибудь сточной канаве, а не дома — раненая, с почти отрубленной рукой и разбитой головой, но все же скорее полуживая, нежели полумертвая. Девочке об этом знать совершенно не обязательно. Пусть спокойно живет здесь. Тем более что, по отзывам Веданы и Руны, она именно такая, какой Корлис ее себе представляла: толковая, все очень быстро схватывает, обладает прекрасным чутьем, добрая и смелая. Правда о произошедшем с бабушкой только отвлекла бы ее от главного — занятий. Что случилось, то случилось. Остается разве что надеяться на лучшее. Тем более что девочке всегда можно внушить, что в Обители частые посещения родственниками не приветствуются. А Радэлла наверняка пойдет на поправку. Даже если потеряет руку. Она сильная по своей природе, а кроме того, с ней сейчас лучшая ученица Куны, которая вот уже сколько зим творит своим лекарским искусством настоящие чудеса. Кстати, оказывается, девочка даже у нее успела побывать. И не просто побывать, а произвести на Куну приятное впечатление, что дорогого стоит, если еще учесть, что привела ее к ней нужда Руны, родной и единственной, но далеко не любимой сестры. Пенни умеет располагать к себе. Это качество ей весьма пригодится в будущем. Особенно если будущее будет таким, каким представляет его Корлис.
— Ты можешь идти, дитя мое, — сказала она с неожиданной для себя самой мягкостью. — Если понадобится, я еще позову тебя.
— А бабушка…
— О ней не беспокойся. Она знает, что ты делаешь быстрые успехи в занятиях, и просит не отвлекаться на пустяки. С Кауром и его сыновьями, думаю, мы тоже скоро справимся наилучшим для всех образом. Я просто хотела услышать, что ты знаешь о том человеке. Потому что его появление в ваших местах само по себе удивительно, и нам нужно в этом обязательно разобраться. — Ей показалось, будто Пенни собирается что-то сказать, но резко передумывает и только послушно кивает. — Ты что-то хотела?
— Я? Да нет. Я все поняла. При случае передавайте привет бабушке, если можно.
— Конечно, можно. Надеюсь, ты тут у нас по дому не слишком скучаешь?
— Да нет, что вы, тут так интересно! — Пенни преобразилась. — Я вам очень благодарна!
— Я вовсе ни при чем, — улыбнулась Корлис. — Ну ладно, ступай, ступай.
О чем-то девочка недоговорила, размышляла она, оставшись наедине с собой и чувствуя, что давно пора заново растапливать печь. Надо завтра с самого ранья отправить к Радэлле еще кого-нибудь для присмотра. Не очень это, конечно, хорошо: сестры не должны просто так объявляться среди людей, тем более когда их мало и любое новое лицо сразу оказывается на виду, — но в происходящем непременно нужно разобраться. Избы стоят совсем на отшибе, до сих пор до тамошних обитателей никому сроду дела не было, а тут сразу тебе и Сима собственной персоной объявляется, и мерги, которые почему-то именно туда забрались в поисках не то попавшего в плен, не то сбежавшего Гийса, сына еще одного из нынешних правителей Вайла’туна. Который, кстати, тоже перепугал всех своим внезапным исчезновением. Вчера, правда, под вечер до Обители дошли слухи, что он, мол, нашелся, однако в скверном состоянии, не то пьяный вусмерть, не то побитый настолько, что его иначе как в лежачем положении до дома не довезешь. Где именно его обнаружили, не сообщалось, но нервы Корлис были настолько на пределе, что она бы не удивилась, если бы оказалось, что тело этого Демвера покоится сейчас где-нибудь неподалеку от места столь странного появления Симы, дядя которого, Томлин, богатейший, а теперь еще и влиятельнейший человек Вайла’туна, ну просто не может при складывающихся обстоятельствах не начать свою собственную игру за пошатнувшуюся власть. А любая игра в Вайла’туне традиционно сразу сказывается на посвященных во все обитательницах Айтен’гарда.
Хочется им этого или нет. Кому-то хочется. Та же Дония, Мать Белой башни, которая при Ракли оказалась почти не у дел, в последнее время буквально воспряла духом, почувствовав, что новым хозяевам, как и в былые времена, понадобились ласковые услуги ее красавиц. Взамен ты получаешь влияние здесь, в Обители. Влияние, которое раньше определялось внутренними нуждами, а вовсе не близостью к замку. Ну, с Донией отдельная, всем понятная история. Кто знает, вполне возможно, что без Белой башни давно не стало бы и самой Обители. Говорят, что даже подземные ходы рылись специально для незаметных свиданий важных мужчин из Вайла’туна с юными фриясами. Хотя уж кто-кто, а Корлис имела точные сведения из первоисточников, откуда следовало, что Обитель возводилась много позже того, как предками вабонов была создана сложная система подземелья. Однако это обстоятельство вовсе не умаляло важности фрияс в поддержании интереса замка и сохранении до сих пор хотя бы внешнего вида независимости Обители. Независимости, которая на поверку, увы, оказывается не более реальной, чем истории об извечной вражде вабонов и шеважа…
— Дилис! — позвала Корлис.
Ей никто не ответил, однако через некоторое время в приоткрывшуюся дверь заглянула та, кого она меньше всего ожидала и хотела сейчас видеть.
— Не помешаю? — чуть заискивающим тоном спросила скромная чернявая женщина со сбившейся прической, придававшей ей вид самозабвенный и слегка дурашливый.
— Конечно, нет, Иегота, заходи, — изобразила на лице приветливую улыбку Корлис. — Тебе тоже кажется, что здесь стало холодно?
Длинноватый нос гостьи принюхался, и она утвердительно кивнула, протискиваясь в дверь и замирая на пороге.
— Вот я и думаю, что пора очаг растапливать.
Корлис устало поднялась со своего высокого кресла, заглянула в печь, поворошила кочергой угли, убедилась в их полной непригодности и первым делом пошарила в коробе, где у нее хранилась специальная береста для розжига. Обычно этими нехитрыми действиями занималась приживалка Корлис, но сегодня она девушку отпустила, решив, что справится сама.
Иегота стояла в дверях, не торопясь предлагать свою помощь. Сюда она пожаловала явно не за этим.
Корлис сложила кору горкой, накрыла сухими прутиками, приперла со всех сторон коротенькими баклушами и запалила длинный завиток бересты от фитилька постоянно горящей на печи масляной лампы. Огонь весело вспыхнул и сразу же прожорливо охватил всю кладку. Начало было положено.
— Я тебя слушаю, — сказала Корлис, выпрямляясь.
— Я пришла сказать, что выполнила… что мы выполнили ваше поручение. — Иегота очень естественно разыгрывала волнение, и от этого ее глаза то и дело выкатывались из орбит двумя испуганными белыми шарами. Она торопливо развязала шнуры на плечевой сумке и достала несколько свитков. — Вот то, что вы мне давали, а вот то, что у нас в итоге получилось.