Торт от надоедливого соседа
Шрифт:
– Я не про это. Какой парень, какая девушка, какие поцелуи? Куда тебя понесло?
– Ну, поцелуи-то были, – Олег, отвернувшись, добросовестно драил тарелки.
– Зачем ты это сказал?
– Случайно вырвалось. Ты моего «Наполеона» есть не стала, лопала только этот, – он кивнул в сторону Олькиного торта, – а мой намного вкуснее.
– Этот йогуртовый, диетический, а от твоего ни в одни джинсы потом не влезешь. И вообще, ты мне зубы не заговаривай, чего тебя понесло?
– Я тебя от этого хмыря приставучего спасал.
– Ой, глядите, спаситель униженных и оскорбленных, – хлопнула я в ладоши, – не иначе Олегандро Зоррович с испанской бородкой. Чего меня от Галкина спасать, подзатыльник отвесила, и отстал, ему не привыкать? А теперь мне девчонкам все объяснять придется, вот стыдно-то будет, они поверили.
– Так и не объясняй, проблема-то.
Олег закрыл кран и вытер руки полотенцем.
– Врать подругам? – нахмурила я брови еще сильнее.
– У тебя сегодня очень хорошо получалось, – хмыкнул Олег и начал двигать тумбочку на место.
– И вообще, ты меня лапал. За это в Америке сажают.
– Ну, во-первых, мы не в Америке, а во-вторых, – в его глазах плясали чертенята, – показал бы я тебе, что значит «лапал», да боюсь, по морде получу. Я, кстати, завтра с хоккея приду весь такой сильно радостный, звонить в дверь стану, так ты не открывай.
– Так ты еще на радостях и буйный бываешь?
– Не знаю, какой я там бываю, но лучше не открывай, а то потом недели две дуться будешь.
– Я гляжу, ты такой уверенный, уже заранее «радостный», а если ваши проиграют?
– Смеешься, с воронежским «Бураном» играем. Ох, Васька, не смыслишь ты в хоккее.
– Ну-ну.
Кому на хоккей, а кому на работу во вторую смену.
Глава 7
Люблю, воткнувшись лбом в прохладное стекло, смотреть на вечерний город. Сначала все бурлит, спешит, суетится, толкая друг друга, проносятся пешеходы, автомобили мчатся на огромной скорости – домой, быстрее домой после тяжелого трудового дня: к столу, пледу, теплому чаю. И вот постепенно улицы пустеют, а вместо плотного потока транспорта, устало подмигивая фонарям, едут лишь редкие машины. Все становится каким-то нереальным, сказочным. Город накрывает благостная тишина, и слышно только, как ветер раскачивает верхушки деревьев, да в соседнем дворе пискляво кричит сигнализация.
Первый вечер без Олега. Интересно, во сколько он сегодня явится и на своих ли ногах, и сегодня ли? Да какое мне дело, что у меня своих забот нет? Вон мама позвонила, завтра после обеда приедут с Маринкой в гости, лыжи сами притащат, из вещей что-то. Сестру нужно выгулять в кино, давно обещаю, мама нагрянет конечно же с ревизией, проверить, как ее несобранная дочь ведет хозяйство.
Надо лечь пораньше спать, чтобы завтра успеть до их приезда: заполнить холодильник провизией, сварить настоящий, а не какой-то там пакетный суп, прибраться до слепящей чистоты, перегладить горку белья, что третий день пылится в тазике. Короче, не ударить в грязь лицом перед требовательной комиссией. Да где же этот Олег, одиннадцать?
Легла, пытаюсь заснуть, прислушиваюсь к каждому шороху в подъезде. Полдвенадцатого, встала, хожу по комнате. Вот мы даже и не целовались по-настоящему, а у меня ощущение, что я уже неделю замужем. Нет одиночество гораздо лучше, а то будешь так всю жизнь по окнам бегать, ненаглядного «на рогах» высматривать. Двенадцать, на улице мороз. Говорят, пьяные часто насмерть замерзают, лягут в сугроб поспать, и все. Хватаю телефон, нажимаю «Олегандро», тут же сбрасываю – подожду еще. Нет, надо звонить! Опять нажимаю веселенькую надпись. Долго идут гудки: абонент доступен, но не берет, гад, трубку. Гудки, гудки, гудки.
– Алло, Василиса? Леха, Василиса звонит! – наконец-то радостный голос в трубке (слишком радостный).
– Олег, ты где?
– Васька, а наши так прос…, так проиграли, шесть – один. Это ты наколдовала вчера. А ты за «Буран» случайно не болеешь? У тебя бабушка не в Воронеже живет? А мы тут с пацанами с горя ужрались. Вась, а ты почувствовала, что у меня горе?!
– Олег, где ты? – пытаюсь достучаться до его сознания.
– Леха, где мы? Говорит – на мосту.
– На каком мосту? – руки начинают холодеть. – Вы через Волгу, что ли, идете? Немедленно назад разворачивайтесь, вам в другую сторону!
– В какую сторону?
– Олег возьми такси, поезжай домой.
– А где его взять? Здесь мост.
– По телефону вызови, у тебя что, денег нет? Ты к дому подъезжай, скажи девушка сейчас вынесет и мне набирай, я спущусь. Ты меня слышишь?
– Вась, ты такая добрая.
– И шапку надень.
– А ты что меня видишь?
– Все, отключаюсь. Вызывай такси!
«Пенек». Жду. Ровно полпервого звонок:
– Я подъехал.
– Бегу.
Начинаю копаться в сумке, сколько берут таксисты ночью: триста, пятьсот? Хватаю пятисотку, ключи, накидываю куртку, ныряю в сапоги (застегну в лифте). Кабинка едет медленно. Таксист за простой сейчас накинет. Растрепанная выбегаю из подъезда, на низеньком заборчике возле порога без шапки, слегка покачиваясь, сидит Олег.
– Таксист где? – оглядываюсь.
– Уехал.
– Без денег?
– Почему без денег, я ему заплатил.
– Ты же сказал, у тебя денег на такси нет.
– Я такого не говорил.
«Вот зараза!»
– А шапка где?
– С моста упала. Леха предлагал за ней слазить, но тут таксист подъехал.
– Какой хороший таксист. Домой пошли, встать сможешь? – дергаю его за рукав.
– Смогу. Да я трезвый… почти.
Молча едем в лифте. Олег глупо улыбается, разглядывая меня мутными глазами. Я бы тоже поухмылялась, вид у меня тот еще: лохматая девица в пуховике поверх банного халата, голые ноги в расстегнутых зимних сапогах, да, я их так и не застегнула. Наконец-то двери открываются на нашем этаже.
– Спокойной ночи, – не оборачиваясь спешу к своей квартире.
– Вась, подожди, – догоняет Олег.
– Иди спать, – поворачиваю ключ в замке.
– Вась, подожди, мне сказать тебе что-то нужно.
– Завтра скажешь, – на показ зеваю в кулак.
– Вась, мне сейчас нужно сказать, пока я малость подшофе.
Я замерла: «Неужели в любви признаваться будет?»
– Знаешь, Василиса, у тебя такой красивый… такой красивый…красивый…
«Что у меня может быть «красивым»: нос, лоб, подбородок, овал лица, волос, голос, может зуб (спасибо брекетам в восьмом классе)?»