Торжество Ваала
Шрифт:
XII. ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНО-РАЗВИВАТЕЛЬНАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ
Наконец Агрономский громогласно пригласил всех гостей своих в залу, посреди которой был поставлен продолговатый стол под зеленым сукном, нарочно позаимствованным для этого из земской управы. Вокруг стола, с трех сторон, стояло несколько кресел, а против него — полукругом ряды легких стульев и старинных бальных скамеек, крытых штофной материей и составлявших принадлежность этой залы. В стороне был приготовлен особый столик для «секретаря съезда», на обязанности коего лежало ведение журнала заседаний.
Сам хозяин взял на себя роль «руководителя съезда» и потому поместился по середине большого стола, на председательском месте, а в секретари выбрал кашлатого учителя в вышитой косоворотке.
Помямлив с минуту и совещательно пошептавшись о чем-то с де Казатисом с одной и с Коржиковым с другой стороны, Агрономский привстал с места и, обведя исподлобья глазами всю публику торжественно произнес:
— Объявляю заседание съезда открытым.
После этого он, во вступительной речи своей к милостивым государыням и государям, изъяснил, что уважаемое бабьегонское земство предполагает устроить будущим летом общий съезд учителей и учительниц всего уезда ради каковой цели уже ассигновано ему до тысячи рублей из земских сумм, и что для осуществления этого съезда ведутся официальные сношения с попечителем учебного округа и приглашен уже в руководители один из наших известнейших и наиболее уважаемых педагогов, Иона Филиппович Бубнаков, составивший себе громкое имя, как опытный руководитель учительских съездов во многих земствах. Но так как отношения с официальным миром министерства народного просвещения вообще затруднительны и отличаются досадной медлительностью, в особенности при нынешнем его прискорбном и глубоко ненавистном для всех честно мыслящих людей направления, то он, Агрономский, по совещании со своими многоуважаемыми друзьями и сотрудниками по земскому делу (при этом благосклонный кивок полупоклоном направо и такой же налево), решился устроить предварительно маленький съездик, в виде опыта, совершенно частным образом, воспользовавшись для сего праздничным временем, дабы соединить полезное с приятным и доставить нашим достойным труженикам и труженицам народной школы возможность свободного и освежающего обмена мысли, вне стеснительного контроля министерских приставников, вместе с возможностью повеселиться в дружеском, единомышленном кружке. Далее он заявил, что, по сношении с предъизбранным руководителем будущего съезда, этот достойнейший педагог уже прислал ему свой сочувственный отклик, в виде начертанной им самим программы вопросов, подлежащих обсуждению на будущем съезде, каковую программу он, Агрономский, будет иметь честь сегодня же сообщить милостивым государям и государыням, дабы они, основательно познакомясь с нею, могли подготовить к будущему съезду свои рефераты по предложенным в ней чрезвычайно важным и жизненным вопросам первоначальной народной школы. А теперь, прежде чем приступить к дальнейшим занятиям, он желал бы предложить высокоуважаемому собранию почтить вставанием достойную намять некоторых невинно пострадавших и безвременно погибших товарищей-педагогов народной школы и, в том числе, одной сельской учительницы, отравившейся серными спичками от избытка гражданской скорби, так как она была не в силах оставаться дольше свидетельницей торжествующего зла и тех гонений, какие воздвигнуты ныне на все честно мыслящее в России и, в особенности, на наше дорогое молодое поколение. К этому он желал бы также присоединить и почтение памяти тех юных учащихся, которые в безвременном самоубийстве нашли себе единственный исход из нетерпимого гнета толстовской системы просвещения.
Все это было сказано совершенно серьезно и даже торжественно с надлежащим пафосом, — и по знаку Агрономского, все собрание тихо поднялось с мест и простояло около минуты в полном молчании, с прилично удрученным видом. Тишина прерывалась порой только чавканьем мягких туб Пихимовского, который точно бы по-младенчески искал и не находил спросонья своей достолюбезной соски. Затем Агрономский перешел к программе Бубнакова, заранее уже оттиснутой в земской управе гектографическим способом на отдельных листках, розданных им теперь всем присутствующим, и прочел следующее:
«1) Психологические данные, служащие основой для правильной постановки обучения и нравственного воздействия школы и учеников. Образование представлений и понятий.
2) Разъяснение принципа наглядности и применения его, во-первых, ко всем предметам элементарного курса и, во-вторых, в форме самостоятельного предмета, называемого „наглядным обучением)“.
3) Теория чувствований и желаний. — О темпераментах. — Принцип индивидуальный и принцип социальный.
4) Законы сочетания душевных продуктов.
5) Общие свойства правильного, доступного и прочного элементарного обучения, как внутренние, так и внешние».
— Скажите мне откровенно, поняли вы здесь что-нибудь? — тише чем вполголоса обратилась к Тамаре ее соседка-учительница, которой было отведено, у нее место ночлега, вследствие чего обе они сочли нужным познакомиться между собой поближе.
— Откровенно говоря, многого не понимаю, — пожала плечами Тамара. — Слишком уж туманно!
— И я тоже, — призналась ей соседка. — Но ведь на все эти вопросы нам отвечать и писать придется?!
— Ну, что ж, так и ответим, что не понимаем, и только.
— Ой, что вы!.. Это значило бы потерять в их глазах всю свою репутацию педагогическую… Лучше уж притвориться понимающими.
— О чем вы, сударыни, говорите? — вдруг обратился к ним Агрономский, обводя ту и другую вопрошающим взглядом. — Вы, кажется, сказать хотите что-то?
— Н…нет, я ничего… я так только, — замялась в ответ ему смутившаяся учительница.
— В таком случае, я попросил бы более внимания, — заметил ей не совсем довольным тоном «руководитель» и перевел глаза на Тамару. — Может быть, вы имеете что спросить или заметить?
— Если позволите, — поднялась та с места.
— Пожалуйста-с.
— В этой программе, — начала она, — кое-что для меня совсем непонятно, и я просила бы разъяснить мне…
— Что же именно? — наморщился Агрономский. — Например?
— Например, что это за «психологические данные», во-первых, — прочла она в своем листке, — «служащие основой для правильной постановки обучения?» Во-вторых, «теория чувствований и желаний», или вот тоже «принцип индивидуальный и принцип социальный»?., и еще вот эти «законы сочетания душевных продуктов»?..
— Что же тут непонятного? — притворно удивился «руководитель», с видом напускного авторитета. — Самые простые, элементарные вещи!
— Да все, если хотите, — откровенно созналась девушка.
— Как «все»?!. Что вы хотите этим сказать?.. Что это значит «все?»
— Просто, все непонятно, и только.
— Хм!.. В таком случае, извините, мне остается только пожалеть о степени вашего развития, — не без ядовитости заметил ей Агрономский.
— Вот потому-то я и прошу разъяснить мне, — скромно ответила Тамара.
— Не будемте забегать вперед: в свое время все разъяснится, — увильнул он от прямого ответа и прибавил внушительным тоном, что покорнейше просил бы господ слушателей не нарушать вообще хода конференции.
— Очевидно, он и сам не понимает, — шепнула Тамара на ухо соседке, которая только улыбнулась на это, закусив себе губы.
— Предметом сегодняшней нашей беседы, — начал между тем докторальным тоном Агрономский, — имеет быть «рациональное обучение и воспитание вообще», а в частности, как путь к его достижению, — экспериментально-развивательный метод элементарного образования и его преимущества перед наглядно звуковой и членораздельно-образовательной системой, по методе, рекомендуемой авторитетным нашим педагогом, г. Паульсоном.