Тот, кто стоит за плечом
Шрифт:
– Дай сюда! Дай сюда! – Вера вырвала телефон из его рук и закричала: – Папа, не слушай его, это все бред! Не будем мы у памятника, я не отдам документы, понял, я все сожгу, все!
– Вера, не надо! Успокойся, – Сашка пытался ее утихомирить. – Положи трубку, я тебе все объясню…
– Вера, давай завтра поговорим, – ответил отец. – Людей своих я сейчас отзову и надеюсь на то, что твой друг умеет держать слово. Завтра у памятника встретимся и поговорим. Не жги ничего до этого момента, хорошо?
– Ты с ума сошел, – сказала Вера, положив
– Вер, а что ты предлагаешь? Всю жизнь вот так бегать?
– Но мы же счастливы сейчас… – возразила девушка и замолчала. Оба они понимали, что это «сейчас» долго не продлится.
– Так надо, Вер! Если ты их сожжешь, только потешишь собственное самолюбие! Пойми, ты тогда никогда не сможешь доказать отцу, что тебе от него ничего не нужно, кроме свободы…
– Да не хочу я ничего ему доказывать!
– Я хочу! Мне это важно! А еще – это подло, Вер, начинать с воровства! Мы так не будем счастливы, понимаешь?
Он замолчал, и, казалось, все утихло. Даже ветер перестал выть, и высокий ряд темных деревьев вдали замер в ожидании ответа.
– Ладно, – вздохнула Вера, – давай найдем эту церквушку. Может, нам повезет, и нас впустят туда переночевать…
Они внимательно осмотрели берег и нашли место, где валунов было больше всего. Обходя огромные камни, Саша и Вера поднялись наверх и вышли на тропу. Вдали они заметили небольшое строение, похожее на церковь.
– Я же говорила! – обрадовалась Вера. – Они должны были ее восстановить!
Сашка достал из кармана мобильник и нашел телефон Лили. Надо прозвониться ей, пока ловит связь. Нехорошее, дурное предчувствие было у него на душе. Телефонные гудки словно подтачивали это чувство, Лиля трубку не брала. «Что там случилось? Впрочем, ничего, она ведь часто не берет трубку», – утешал он себя.
Они подошли к высокому забору – сквозь его щели Сашка осветил двор внутри. Строение оказалось недостроенным, в таких развалинах вряд ли кто-то может жить. Он посветил Вере в лицо – она сморщилась, но не скрыла огорчения.
– Я так устала, – тихо проговорила. – А тут, похоже, никого нет.
И вдруг, словно по мановению волшебной палочки, Сашка увидел вдали несколько домов – должно быть, тех самых, которые они заметили, еще когда выбежали из электрички. Неужели все это время они были так близко? Может, и лес совсем не так густ, как показалось? Может, они просто ходили по кругу? Деревенька оказалась всего в нескольких сотнях метров. Ребята до нее добежали на одном дыхании и тут же принялись колотить в первый попавшийся забор. Лай собак на разные лады нарушил тишину, скрипнула дверь, за калиткой показалась старушка.
– Кто там? – испуганно спросила она.
– Мы заблудились, мы только из леса вышли. Помогите нам, пожалуйста. Можно нам отдохнуть? Мы заплатим, у нас есть деньги, – жалобно попросила Вера.
– Заблудились? Так время-то сколько? Ночь уже… – недовольно пробурчала старушка, отворяя калитку. Ребята вошли внутрь. Бабушка, разглядев их, покачала головой:
– Ох, да это же дети совсем! И заблудились! Бедняги, отощали… Вон худые какие! Проходите, проходите, милки!
Уже в доме, угощаясь картошкой и квашеной капустой, закусывая вкусным ароматным хлебом, Сашка и Вера рассказали старушке, как ехали в гости к бабушке да перепутали остановку. Не там вышли и забрели в лес.
– Так что же вы в лес-то пошли, – вздыхала хозяйка, Зоя Ильинична, улыбаясь и без того морщинистым лицом. Она была маленькая, с растрепанными после подушки седыми волосами, но очень добрая и улыбчивая. – Сразу же видно, что тут дома, а там глушь – еще со станции. Ну, хорошо, хоть выбрались.
Сон в деревне был недолгим – всего каких-то пять часов. Чтобы успеть на встречу к Баринову, пришлось встать в семь утра. К этому времени Ильинична уже вовсю хлопотала, напекла на завтрак блинов, заварила вкусный, пахнущий мятой чай. Вера попробовала отблагодарить старушку, дать ей денег, но та только обиделась.
– Убери, – сухо прошептала, – я это от чистого сердца! Лучше бабушке своей чего-нибудь купите…
В электричке Вера долго молчала, а потом, когда уже подъезжали к Москве, вдруг сказала:
– Саш, эта бабушка, Ильинична… Знаешь, она мне еще раз доказала, что ни фига деньги не правят миром. Есть еще простые человеческие отношения. Я как прозрела за эти сутки!
Сашка скривился в улыбке – на душе у него было паршиво. Уже какой раз он пытался прозвониться Лиле, и в ответ – только долгие унылые гудки. Встреча с Бариновым будет вот-вот, а он волнуется за Варламову больше, чем за себя. Куда она пропала?
– Лилька, открой дверь, дура! Куда ты подевалась, тварь? – орал Марат на весь подъезд, позабыв о правилах приличия. Он долбил в дверь так, что заболели кулаки, но та все равно не отворялась. Марат пытался разыскать Лильку еще вчера, правда, по телефону. Ее номер отвечал тихими грустными гудками, потом совсем умолк. А ведь это был последний шанс перехватить мальчишку и бумаги раньше Баринова.
Марат чувствовал: что-то происходит. Напряжением пронизан весь воздух, причем везде – в этом подъезде, в его съемной квартире, в особняке Барина. Какое-то странное, гадкое напряжение, но ему никто ничего не говорит.
А еще он вспомнил о Карине. Она спустилась к нему, пока он торчал у Баринова, как всегда обворожительная, похожая на бабочку. Шелковистые блестящие длинные волосы переливались на оголенных плечах. На Карине был необычайно красивый шелковый костюмчик – маечка на тонких, почти не существующих бретельках и короткие шортики, облегающие округлые бедра. Карина улыбнулась, чем окончательно взбесила Марата. Разве можно улыбаться, когда он в таком дурацком положении? И что вообще она здесь делает – оголенная, рядом с Маратом, когда в доме, близко, находится ее муж? Разве она не понимает, что тем самым только компрометирует его?